Ведуньи из Житковой

— Ты есть не хочешь? — повернулась она к Якубеку, который весь день наблюдал за ними с печи: это было его любимое место и дома, в Бедовой. Он кивнул и стал медленно слезать вниз.

— Ну конечно, мы совсем про него забыли! Вот, возьми отсюда парочку и потерпи, попозже тебе перепадет еще кое-что из того, что нанесут люди, — Багларка придвинула к нему блюдо с пирогами.

От тягот земного бдения
ты отдохни, любезный брате,
и жди с надеждой воскресения,
 умерший Иисуса ради,
в котором жизнь сама…

Снаружи послышались звуки протяжного песнопения, а затем в дом вошли в сопровождении соседок Янигена и певчий.

Дора встала, Якубек судорожно схватил ее за руку.

— Здравствуйте, — приветствовала пришедших Багларка, протягивая им пироги на блюде. Все взяли себе по одному, погладили Дору с Якубеком по голове, и каждый поставил на печь свое подношение. Очень скоро там выстроились бутылки самогона и появились всевозможные овощи, молоко и даже холодец. Мужчинам из соседних домов, постепенно стекавшимся на прощальную церемонию, вскоре уже негде было встать. Лежанку на печи — и ту заняла местная ребятня. Некоторые опоздавшие остались стоять снаружи, перед открытой дверью.

Дору и Якубека посадили возле стола, а в головах усопшего, лицом к публике, встал певчий.

— Приветствую, стало быть, вас тут, — сказал он собравшимся, и все сразу стихли, устремив взгляды на него и на Дору с Якубеком. Дора ощущала их затылком и ловила боковым зрением. Все хотели видеть, как они себя поведут. Будут ли плакать. Ведь именно так велит обычай — надо плакать и причитать. Плакальщицы должны были бы голосить, только дополняя ее рыдания. Но нет, она рыдать не будет, она и слезинки не уронит.

— Всех вас, что пришли проститься с покойным Матиашем Идесом, родных и соседей, и его несчастных сироток. Вознесем же сперва молитву, — сказал певчий.

Люди в комнате начали молиться.

Дора тоже сложила руки и начала беззвучно шевелить губами. Между тем в голове у нее вертелся вопрос: что побудило дядю Махалу сделаться певчим, который руководит прощанием с мертвыми, и когда он им, собственно, стал? Сколько она себя помнила, певчим в Копаницах был всегда именно он. Унаследовал это занятие от отца? От деда? Или сам, по собственной воле, взвалил на свои плечи такое бремя? Но ведь этим он обеспечил себе не слишком веселую жизнь. Что летом, что зимой, когда дороги занесены снегом, он должен был взбираться на одну из разбросанных по горам пустошей и устраивать последние земные дела покойников. Откуда взялось в нем умение проникнуть в душу новопреставленного настолько, чтобы рассказывать родственникам его последние помыслы? Дора, например, сомневалась в том, что он так хорошо знал мысли ее отца.

Совместная молитва закончилась, и слева ей передали бутылку самогона. Она хотела было отказаться, но передумала и сделала несколько глотков. Крепкий напиток обжег ей горло, и она чуть не задохнулась.

Тем временем в комнате раздался задушевный голос певчего. Тишину пронзала песнь о страстях Иисуса Христа и муках, которые ожидают грешников в аду. Под это песнопение обыкновенно начинали причитать. Но на сей раз в комнате царило пугающее безмолвие.

Свечу зажженную мне в руки
вложите, сродники и други:
я вас в печали покидаю,
Господу Богу вас вверяю…

Допев, Махала умолк и вопросительно посмотрел на Дору, но встретил ледяной взгляд и не стал дожидаться ее причитаний. Он опустил веки, сделал глубокий вдох, а когда его глаза опять открылись, всем в комнате было уже ясно, что сейчас его устами с ними будет говорить сам Матиаш Идее.

Я, несчастный Идее Матиаш, приветствую тут всех вас. Нет слов, мои милые, как я рад, что вы про меня не забыли и пришли со мной проститься и проводить меня, потому как не ведаю я, что там впереди, и мне малость боязно. Страшусь я того, что меня ждет, когда я уйду отсюда, отпущение или мука. Ибо Господь Бог небесный знает, что я не раз поступал плохо, но я верю, что добрый Иисус меня простит. Ведь вот даже святой Петр ошибся — и был прощен. И если сам Господь Бог прощает грешников, то и вы, люди, простите. Я грешил, и вы грешили, все мы одинаковые…

Дора услышала за своей спиной тихий всхлип, за которым последовали другие. Тетки-плакальщицы, подкрепившись самогоном, что ходил по рядам, приступили к своим обязанностям независимо от Доры.