Век

— Ах да, припоминаю. Ты говорил с доном Чиччо?

— Да, дуче. Он дал мне его имя и адрес. Этот человек все еще живет здесь, в Риме. Вернее сказать — жил в Риме. — Он ухмыльнулся. — Вчера я взял напрокат машину и стал караулить у его дома. Естественно, я использовал псевдоним и был в штатском. Вскоре после одиннадцати он вышел из дома и направился в книжный магазин. Я двинулся за ним и стал ждать. Выйдя из магазина, он сел в машину и выехал из города. Он направлялся в Остия — наверное, у него была назначена встреча за обедом...

— Остия? — прервал его дуче. — Постой... Ты застрелил его по дороге в Остия?

— Да, дуче.

— И бросил его тело в кювет? Он ехал в сером «ситроене»?

— Да, дуче.

— Так это ты убил его? Боже мой! Кретин! Диктатор вскочил со стула. От ярости он был почти в истерике. — Ты знаешь, кто был Массимо Романо?

Фаусто охватил ужас.

— Это человек, который убил моего отца.

— Это сказал тебе дон Чиччо?

— Да, дуче.

— Идиот! Массимо Романо был нашим лучшим осведомителем в мафии! Именно он сообщил нам об операции дона Чиччо! Ты отомстил не за своего отца, а за дона Чиччо! Кретин!

Его голос гулко отражался от мраморных стен. Побелевший Фаусто стоял перед диктатором Италии и чувствовал, как его головокружительная карьера фашиста рушится у него на глазах.

ЧАСТЬ VIII

РОЖДЕСТВЕНСКИЙ ПОДАРОК ДЛЯ ГАБРИЭЛЛЫ

1929—1934

ГЛАВА 38

В семье, все члены которой обладали исключительно привлекательной внешностью, она была исключением. Ее мать — Лорна Декстер фон Герсдорф — была красавицей, дядя — Дрю Декстер — был хорош собой, его жена Милли тоже славилась своей внешностью. Но Габриэлла фон Герсдорф была гадким утенком. Она знала это. Уже в семилетнем возрасте ее некрасивость и полнота сделали из нее застенчивого и ранимого ребенка, развили в ней разрушительное чувство собственной неполноценности и вынудили укрыться в мире фантазий. Благодаря причудливой игре генов она пошла в отца. Карл Мария был прекрасным пианистом и добрым, очаровательным человеком, однако он отнюдь не был красавцем. Габриэлла унаследовала от него склонность к полноте и рост. Она получила от него и густые каштановые волосы, большие зеленые глаза и ум. А также, увы, и аппетит. Карл Мария любил готовить и есть. «Хорошая жизнь — это хорошая музыка и хорошая еда» — таков был его девиз. И в результате Габриэлла выросла под звуки музыки Шуберта, Моцарта, Бетховена, Шопена и Листа, но она росла, вдыхая в себя также ароматы жареного филе, печеночного супа с клецками, вареников со сливами или с абрикосами и замечательной крестьянской похлебки — бёшл.

Карл Мария воспитал в своем единственном ребенке любовь ко всему венскому и научил дочь немецкому языку с венским акцентом (и даже с интонацией, присущей определенному району Вены, так как каждый район города имел свой собственный акцент).

Ее дед Виктор Декстер, которого она обожала, научил ее и итальянскому языку, таким образом она знала три языка уже в том возрасте, когда большинство детей с трудом усваивает первые неправильные французские глаголы.

К свадебному подарку Лорны мужу — концертному «Стейнвею» — через два года прибавился еще один рояль. Оба инструмента стояли друг против друга в гостиной их дома на Шестьдесят четвертой улице. Карл Мария музицировал целыми днями и частенько сидел за роялем далеко за полночь. Его оглушительные аккорды вызывали у соседей протест. Но он игнорировал их. Карл Мария любил свою семью, был доволен жизнью, хотя в глубине души знал, что никогда не сможет встать в один ряд с лучшими пианистами своего поколения. Лорна тоже не обращала внимания на жалобы соседей. Она посвятила свою жизнь карьере мужа и с радостью принялась превращать свой дом в центр музыкальной жизни Нью-Йорка. Все великие пианисты современности приходили к ним на ужин — позднее Габриэлла горделиво заявляла, что самым ранним воспоминанием ее жизни было исполнение ее отцом вместе с Рахманиновым произведений Моцарта для двух роялей.