Век диаспоры. Траектории зарубежной русской литературы (1920–2020). Сборник статей

Как эти различные реакции на изгнание соотносятся с другими темами, рассматриваемыми в данной коллективной монографии? В предыдущей главе Андреас Шёнле утверждает, что в XIX веке русские политические изгнанники (например, Николай Тургенев) всегда оставались психологически и эмоционально связаны с правителем их родной страны, даже живя за границей и исповедуя иные идеалы. Стремление примирить эти противоречия неизбежно приводило их к амбивалентности. Он далее предполагает, что их опыт был в чем-то сродни самоощущению эмигрантов из Советского Союза в XX веке. Это наблюдение, безусловно, верно в случае политических изгнанников, однако оно требует некоторого уточнения применительно к другим типам эмигрантов. Писательство давало изгнанникам, наделенным творческим даром, гораздо больше возможностей для самовыражения, чем политическая деятельность. Пример Бунина весьма показателен в этом смысле. Определяя в своей речи миссию русской эмиграции как неприятие большевистского режима, он заведомо сохранял связь с правителями своей родины, как и политические эмигранты в XIX веке. Однако в художественном творчестве он мог оставаться независимым от этой связи. Набоков и Иванов, предпочитавшие держаться подальше от политических схваток, выстраивали новые гибридные идентичности в прозе и стихах, сохраняя свободу от каких-либо связей с правителями России. Используя существующие значимые метафоры и адаптируя их к своей ситуации, они проявляли большую гибкость в творческой трансформации состояния изгнания и создавали произведения, допускающие множественные прочтения.

Как эти примеры соотносятся с мировоззрением русского зарубежья на исходе первого века послереволюционного существования диаспоры? Во введении к этому тому Мария Рубинс констатирует, что к настоящему времени все основные нарративы, связанные с романтическим мифом о таинственной «русской душе» и сущностью «национального характера», уступили место более сложным взглядам. Однако глубоко укоренившиеся привычки писателей и их читателей не поддаются вытеснению академическим дискурсом. Давно сложившиеся литературные традиции, в том числе культ писателя как властителя дум и пророка, продолжают активно развиваться в современной русской литературе как внутри России, так и за ее пределами. Для литературного процесса всегда характерно взаимодействие с традициями прошлого. Более того, последние события на политической арене свидетельствуют о том, что чем более «глобальным» становится мир, тем сильнее проявляется стремление возродить существующие тропы, которые усиливают ощущение национальной идентичности. В послесловии Галин Тиханов высказывает предположение о том, что понятие диаспоры, из‐за его тесной ассоциации с национальным государством, может утратить свою значимость в современном глобализированном и все более взаимосвязанном мире. Возможно, это верно применительно к геополитике и экономике, но вряд ли применимо к литературным и культурным традициям, в развитии которых диаспоральные сообщества будут по-прежнему играть важнейшую роль, выступая в качестве посредников между национальным и транснациональным дискурсами, способствуя тем самым их взаимообогащению.

Часть вторая Эволюционные траектории: адаптация, «скрещивание» и транскультурная полиглоссия

Адриан Ваннер ТРАНСЛИНГВАЛЬНАЯ ПОЭЗИЯ И ГРАНИЦЫ ДИАСПОРЫ 251 САМОПЕРЕВОДЫ МАРИНЫ ЦВЕТАЕВОЙ, ВЛАДИМИРА НАБОКОВА И ИОСИФА БРОДСКОГО

Диаспоральная идентичность и самоперевод