Век диаспоры. Траектории зарубежной русской литературы (1920–2020). Сборник статей

Если биология нас чему-то и учит, то только тому, что виды изменяются и адаптируются либо исчезают. Одна из причин, по которой наследие Добржанского и Набокова не исчезло, но продолжает сиять во всем своем великолепии, заключается в том, что их мышление неизменно охватывало не просто какую-то одну дисциплину, но как раз те предметные области – эволюционную биологию и художественную литературу/философию/этику, – которые, надо полагать, чрезвычайно важны для будущего развития Homo sapiens. При этом, что не менее важно, Добржанский и Набоков отнюдь не стремились свести все исключительно к эволюции, они не искажали «объект» науки. Именно это делает их научное и художественное творчество «сверхличностным», основой для новых открытий. Когда Набоков пишет:

Винт повернулся; стал туман лучист,
И из него возникли два крючка
Или ракетки – чистый аметист
В глубинах микроскопа и сачка.

Ее нашел, ее и сам назвал;

Так крестным насекомого я был,
Отцом и описателем я стал —
Иной судьбы я даже не просил352

– он говорит, а также через трепет размера и рифмы показывает, что страсть ученого сродни творческому вдохновению художника. Утонченность сознания, смыкание (закручивание спирали), о котором писал Тейяр де Шарден, действительно «в человеческом, мозговом смысле» свидетельствуют о том, что природа «умнеет».

Хотя личность, стиль и острый ум автора имеют огромное значение для нас как читателей, нам нужно оставить в прошлом представление о романтическом поэте божьей милостью. Набоков и Добржанский, пожалуй, уникальные фигуры для своего времени, но изучение их наследия не только как творений одиноких гениев tout court открывает перед нами новые эвристические горизонты. Возможно, их судьбы свидетельствуют о движении к «коллективному разуму» и «сверхличности»? Пожалуй, примеры лингвистической гибридности в диаспорах указывают на новые «внежанровые» версии аутентичности, способности сознания раздвинуть пределы ума/разума, будь то географические или феноменологические пределы. Мы уже избавились от декартовского дуализма. Мы все ближе подходим к воплощению разума. «Переданное по наследству ремесло», которое Федор ощущает психологически, когда пишет о Пушкине и о своем отце, – это более поздняя, но при этом более осознанная, более культурно насыщенная, более «сомкнутая» версия того же умственного орудия, которое помогло древнему человеку научиться делать копье более прямым353. Если ученые могут сравнить то, как ген функционирует в химической среде, с тем, как функционирует слово в языке, и если отдельные клетки способны продемонстрировать, как они реагируют на воздействие окружающей среды, и если магнитно-резонансная томография мозга может показать, как возбуждаются нейронные пути человека при упоминании определенных метафор, и если современные мыслители могут говорить о «совокуплении идей» (Мэтт Ридли), то, возможно, Соловьев с его идеей андрогина («Смысл любви») и Набоков с его искусством как инцестом («Ада») двигались в правильном направлении и о чем-то догадывались. Написанные в диаспоре тексты, которые показывают нам это движение, должны стать, по моему убеждению, основным предметом нашей научной рефлексии.

Часть третья Воображаемые локусы единства и различия

Кэтрин Ходжсон ВОЗВРАЩЕНИЕ НА РОДИНУ ЛИТЕРАТУРЫ ДИАСПОРЫ 354 РОЛЬ ПОЭТИЧЕСКОЙ АНТОЛОГИИ В КОНСТРУИРОВАНИИ ДИАСПОРАЛЬНОГО КАНОНА

В этой главе исследуется степень присутствия в поэтических антологиях «риторики единого литературного канона», доминирующей в научной дискуссии о взаимосвязи между русской литературой XX века в метрополии и диаспоре355. Все анализируемые антологии включают в себя только поэтические произведения, созданные на русском языке. Большинство из них посвящены творчеству поэтов диаспоры и содержат тексты, которые были написаны, когда их авторы проживали за пределами России. Данные антологии разделены на две главные группы: те, которые были изданы за рубежом в период между 1930‐ми и 1970‐ми годами, и те, которые были опубликованы в России начиная с 1990‐х годов. Кроме того, в этой главе будут рассмотрены две значительные антологии поэзии XX века, опубликованные в России в 1990‐х годах. Стремясь представить читателю полную картину поэзии столетия, составители обоих изданий собрали воедино поэтические произведения, созданные в России (официальная и «неподцензурная» поэзия) и за рубежом. На материале выбранных антологий и с учетом структуры и аппарата каждого издания будут исследованы различные способы конструирования взаимоотношений между литературным каноном, сообществом и чувством национального единства.