Век диаспоры. Траектории зарубежной русской литературы (1920–2020). Сборник статей

Переход в диаспору открыл перед составителями антологий новые возможности для создания образа поэзии, появившейся за пределами России, в контексте ее связей и взаимоотношений с другими литературами. Некоторые поэты, такие как Валерий Перелешин, активно взаимодействовали с литературой и языком стран их проживания как переводчики, а также как авторы, чьи произведения демонстрировали творческий отклик на окружающую их среду. Однако на практике отбор текстов для включения в антологии и содержащийся в них паратекстуальный аппарат, как правило, акцентировали самобытность русской диаспоры, члены которой были связаны между собой поверх национальных границ, но не принимали особого участия в культурной жизни стран проживания. Впрочем, намерение представить диаспоральное сообщество именно в контексте нации не всегда присутствовало в процессе составления этих антологий. В 1920‐х годах, по утверждению Греты Слобин, «отлучение от родины заставило эмигрантское сообщество попытаться сформулировать свою идентичность как национальное образование без нации»362. Трудно установить, что именно подобный парадокс может означать относительно пяти опубликованных в диаспоре антологий, анализируемых в данной главе, разве что под «национальным образованием» понимается сообщество, идентифицирующее себя не с позиций социальных и политических структур, а через совокупность опыта, связанных с детством воспоминаний, традиций и представлений о родном пейзаже, которые вместе с общим языком и литературным наследием могут быть определены как присущие русским людям. Возможно, идея русской «всечеловечности», сформулированная Достоевским, которая вдохновляла рецепцию и трансформацию иностранной культуры, оказалась более эффективной в метрополии, чем в диаспоре. Судя по рассматриваемым в этой главе антологиям, проживающие в диаспоре русские обнаружили себя в роли «другого», а не в образе отзывчивого и преобразующего «я», и в результате оказались вовлеченными в проект построения коллективной идентичности, в котором были актуализированы характерные черты русского национального сообщества. Тем не менее, когда речь зашла о «репатриации» диаспоральной поэзии, идея всемирности России могла сыграть определенную роль в формировании представлений об этих литературных произведениях, как в каком-то смысле зарубежных «других», которых предстояло вовлечь в сферу «я». Подобный акт апроприации выявляет довольно заметное присутствие неоимпериалистических настроений в проекте конструирования «русского мира», при котором различия игнорируются или стираются.

Причину, по которой составители антологий, изданных за пределами России в период между 1930‐ми и 1970‐ми годами, обычно включали в них произведения, соответствовавшие задаче соблюдения границ, можно выявить при анализе основных и противоречивых импульсов (по определению Голдинга), лежащих в основе процесса создания антологии. Одним из них является сохранение текстов – собрание широкого спектра произведений из разрозненных, часто недолговечных источников во имя предотвращения их забвения. Другой импульс – это отбор, т. е. акцент на применении критериев для извлечения из имеющихся произведений тех текстов, которые могут быть представлены как наиболее значимые или наиболее показательные. Составитель антологии, руководствующийся главным образом мотивом сохранения текстов, с большой долей вероятности внесет свой вклад в создание или расширение того, что Аластер Фаулер называет «доступным каноном». Голдинг же отмечает, что если доступный канон уже существует, то составители антологий, скорее всего, перейдут от сохранения текстов к их отбору363. Редакторы поэтических антологий, изданных в диаспоре, чаще принимали решение в пользу сохранения текстов, что, возможно, связано с фрагментарным характером русской диаспоры, серьезно ограничивающим объем и охват доступного канона. Авторы и потенциальные читатели антологий были рассеяны по многим странам. Они имели доступ к журналам, газетам, альманахам поэзии или отдельным сборникам стихотворений с локальной и недолговременной циркуляцией. Несмотря на отсутствие издательских структур и литературной критики, которые объединяли бы все уголки диаспоры, благодаря антологиям читатели получали редкую возможность увидеть весь диапазон поэзии, репрезентативной для русского зарубежного творчества и проникнутой ощущением культурной общности.