Посол Австрии де Мерси-Аржанто, француз Бретель и другие посланники такожде передали приветствия от своих монархов, но их Петр Федорович едва дослушал. На Святой неделе император Петр Третий переехал в Зимний дворец, куда так и не успела въехать императрица Елизавета. Новый император поселил возле себя на антресолях теперь уже гофмейстерину Елизавету Романовну Воронцову, а жену отправил подальше, на другой конец дворца, в правое его крыло. Видимо, и Петр, и фаворитка его день и ночь раздумывали о том, как бы избавиться от нее, понеже Петр открыто выказывал ненависть к Екатерине. Узнав, что муж запретил ювелиру Позье появляться у нее, а садовнику носить ей фрукты, Екатерина Алексеевна окончательно потеряла покой. Бесстрашный садовник все равно радовал ее фруктами, пусть и тайно: он никого не боялся, полагая себя провидцем. Екатерине садовник давно предрек – и не уставал напоминать – будто ей суждено стать императрицей, и жизнь ее будет долгой, не менее семидесяти пяти лет. Екатерина понимала: не всегда верны подобные видения будущего, но она положила себе по крайней мере не противиться оному предсказанию. Императрица ничего не могла предпринять, пусть и знала, что у нее много приверженцев. Она донашивала последние месяцы, ей нездоровилось, и она отдала себя на волю судьбы, полагаясь на народную мудрость: горячность мешает, спокойствие помогает. Человек предполагает, а Бог располагает.
Екатерина вела себя, как и запланировала, являясь среди своего окружения, всегда в хорошем расположении духа, продолжая неизменно присутствовать на ужинах Петра, хотя ей было весьма нелегко: ей надобно было во что бы то ни стало утаить от всех беременность и родить. Вопрос сей был наиглавнейшим – от решения оного зависела ее жизнь. Отчаянная Екатерина продолжала видеться с супругом ежедневно, дабы он не заметил резкой перемены в ее облике. Однако последние три недели перед тем, как разрешиться, она не выходила и следила за действиями своего мужа через Шкурина, Дашкову и Орлова. Она видела, что первые правительственные распоряжения нового императора произвели благоприятное впечатление: он обещал следовать по стопам Петра Великого, издал манифесты о возвращении множества ссыльных, об уничтожении Тайной канцелярии, об отмене пыток, о понижении цен на соль, о расширении прав дворянства. Особливо были довольны в военных кругах: там радовались, что, наконец-то, после многих правительниц появился правитель-мужчина. Однако Екатерина Алексеевна видела, что он обращал внимание на пустые мелочи, не затрагивая важных государственных проблем. Нововведения в управлении духовными имениями, грубое обращение с высокопоставленными лицами, сановниками, генералами, покровительство голштинским родственникам, несправедливые награды, пренебрежение к гвардейским полкам, странное намерение немедленно начать войну с Данией – все перечисленное приведет к недовольству. К тому же, у государя почти не имелось своих людей, на коих он мог бы опереться в управлении страной.
Напротив, что касалось ее почитателей и приверженцев, Екатерина с радостью видела, как их число постоянно увеличивалось – не в последнюю очередь благодаря братьям Орловым.
Ко всему, дипломатический корпус в Петербурге стал порицать императора за его оскорбительное требование наносить визиты его дяде, принцу Георгу Голштинскому, прежде чем они могли встретиться с ним самим. Петр поразил английский двор, когда передал новому прусскому дипломату Гольцу конфиденциальное сообщение, сделанное лордом Бьютом русскому послу в Лондоне. Австрийский посол де Мерси-Аржанто вовсе старался избегать императора – так бесцеремонно с ним обращался Петр Федорович.
Канцлер голландского консульства в Санкт-Петербурге Буденер, английский дипломат Кейт, прусские дипломаты Гольц и Шверин, к коим благоволил государь, постоянно передавали ему рекомендации своих монархов соблюдать осторожность с принятием новых законов, советовали считаться с правилами и обычаями страны. Сам король Фридрих в письмах предостерегал Петра и рекомендовал скорей короноваться, не доверять окружающим, не идти на Данию самому, понеже в отсутствие его могут свергнуть с престола, но все советы были тщетны: Петр, увлекшись идеей военного похода, находился в прекрасном расположении духа и не обращал внимания даже на советы своего кумира. Он вел деятельную работу и был счастлив, что дворянство встретило Манифест о даровании свободы в прохождении военной службы с особливым восторгом. Вестимо, мужская половина населения страны радовалась, понеже одна треть его состояла из военных. Отныне они были вольны сами решать – идти им на службу в армию, заниматься своим хозяйством-поместьем или же ехать путешествовать. Стало быть, исчезла их зависимость от решения государя.