— Только-то! Я думал, вы действительно многого потребуете! — рассмеялся граф. — Считайте, что эти сто тысяч вы получили. Поскольку государыня в следующем году намеревается приехать в Москву и посмотреть на ваше творение, казна расщедрится, — однако разрешите дать вам совет, дорогой Василий Николаевич…
— Василий Иванович, — поправил его Баженов.
— Да, Василий Иванович… — рассеянно кивнул Безбородко. — Так вот, Василий Николаевич, я ничуть не сомневаюсь в ваших талантах и уверен, что возводимый вами дворец бесподобен, но чтобы приятно поразить государыню, одного этого мало.
— Я вас не понимаю, ваше сиятельство, — недоумённо посмотрел на него Баженов.
— Надо создать впечатление, — значительно проговорил Безбородко, сделав упор на слове «впечатление». — Опять не понимаете? Ах, Василий Николаевич, сразу видно, что вы не царедворец! Здесь тот же театр, и надо уметь понравиться государыне искусным исполнением угодной ей пьесы; светлейший князь Потёмкин это преотлично умеет, возьмите его за образец…. Кстати, он успел и в Царицыно отличиться лет десять тому назад — неужто не слыхали? О, это любопытная история, я вам расскажу, — улыбнулся граф. — Потёмкин тогда только-только в фавор попал и очень хотел перед государыней отличиться. Приехала она в Царицыно, а Потёмкин уже там был и так всё устроил, будто она на праздник сенокоса попала: девки-крестьянки в ярких сарафанах водят хороводы, парни соревнуются в удальстве и ловкости, а рослые, специально отобранные косари в косоворотках с красными ластовицами, в поярковых шляпах с павлиньими перьями, косят траву под звуки песен. Мало того, Потёмкин сам взял в руки косу и стал косить наряду со всеми, дабы показать своё умение. А после он в расписной лодке катал государыню по пруду, все берега которого были украшены цветами, а затем ей подали «простой крестьянский ужин», как назвал его Потёмкин, ну а уж потом был великолепный фейерверк. Государыня осталась очень довольна; вот бы и вам, Василий Николаевич, что-нибудь эдакое придумать.
— Я не смогу, — угрюмо отрезал Баженов. — Косить не умею.
— Зачем же косить? Можно что-то иное сообразить, — эх, жаль, что вы к Потёмкину не допущены, он бы вас научил, — сокрушённо вздохнул Безбородко.
— У меня к вам есть ещё просьба, — прервал его Баженов. — Помогите мне свидеться с цесаревичем Павлом Петровичем.
— С цесаревичем? — подняв брови, переспросил Безбородко. — А это зачем?
— Видите ли, ваше сиятельство, Павел Петрович покровительствует искусству, и я хотел предоставить на его суд некоторые свои замыслы, — неловко стал объяснять Баженов. — По архитектуре, знаете ли…
— Ага, по архитектуре, — насмешливо прищурился Безбородко. — Удивительно, что кое-кто уже просил меня устроить вам аудиенцию у цесаревича — видимо, тоже для обсуждения архитектурных замыслов.
— Так что же, ваше сиятельство, могу я рассчитывать? — спросил Баженов.
— Я бы вам не советовал встречаться с Павлом Петровичем, — на этот раз очень серьёзно сказал Безбородко. — Его плотно опекают, и о вашей встрече немедленно доложат государыне. Учитывая, что она с большим подозрением относится к цесаревичу, каждый человек, встречающийся с ним по своей охоте, тоже попадает под подозрение. Как может выглядеть в глазах государыни ваш визит к Павлу Петровичу? Не сложится ли у неё впечатление (Безбородко снова выделил это слово), что вы приехали в Петербург, чтобы нарочно встретиться с цесаревичем и поговорить с ним о неких вещах, далёких от архитектуры? Не решит ли она, что ваши московские друзья, о которых ей весьма многое известно, направили вас с каким-то особым поручением к Павлу Петровичу? — граф сделал многозначительную паузу, глядя на Баженова.
— Не буду скрывать, меня действительно просили поговорить с цесаревичем, — решительно ответил Василий Иванович, — но, поверьте, ваше сиятельство, этот разговор касается исключительно будущих планов Павла Петровича. Ни я, ни мои друзья не являемся заговорщиками и не стремимся…
— Нет, нет, нет! Избавьте меня от подробностей! — Безбородко заткнул уши руками. — Я и так делаю всё что могу для нашего братства, — не втягивайте меня в дела, которых я знать не хочу!.. Хорошо, я устрою вам встречу с цесаревичем, но помните: я вас предупредил. Если накличете на себя беду, не пеняйте потом на графа Безбородко.
Гатчина охранялась так тщательно, будто там находился важнейший пункт Российской империи. Баженов проехал через несколько караульных постов и на каждом у него внимательно проверили документы, записав все данные в особые журналы. Только на самом последнем посту, на въезде в имение караульный офицер ограничился лишь тем, что спросил имя и звание Баженова, после чего приказал своему помощнику доложить о нём его императорскому высочеству.