Век криминалистики

15 июня Фройнд запросил в прокуратуре ордер на арест бочара Фридриха Линдёрфера, но получил его не сразу. Пришлось сначала представить прокурору модель со следами крови и долго убеждать, прежде чем 19 июня ордер был выдан. 22 июня в начале десятого утра Линдёрфер был арестован и через толпу возмущенных соседей препровожден в полицейский автомобиль. Арестованный, как только вышел из дома, стал уверять, будто ни в чем не виновен, потом замолчал и больше не произнес ни слова. В следственном изоляторе съел с большим аппетитом свой обед и после долго спал. Узнав об этом, Фройнд засомневался: может ли человек, виновный в убийстве, так себя вести? Что происходит, что скрывается за этим обыкновенным, неприметным лицом, лишенным всякого выражения? Неужели невиновен? Или он просто отупел, разучился чувствовать и хоть как-то выражать свои эмоции?

Первый допрос Фройнд провел после полудня 22 июня и продолжал, с перерывами, целый день 23 июня. Следователь представил обвиняемому результаты расследования, все улики и противоречия – безуспешно. Линдёрфер признавался только в очевидном и настаивал на том, что Лина уехала из дома с незнакомцем. Вечером 23 июня прокурор заявил: если завтра Линдёрфер не признается, придется его отпустить.

Но Фройнд не сдавался. Он припас напоследок самый сильный аргумент – модель чердака со следами крови. Опыт подсказывал ему, что надо выждать, и в какой-то момент Линдёрфер не сможет больше притворяться равнодушным, не выдержит напряжения. У простых, незатейливых натур это происходит внезапно. В общем, 24 июня Фройнд терпеливо и упорно продолжал допрос, подмечая и пользуясь каждой неловкостью и противоречием в показаниях Линдёрфера и задавая один и тот же вопрос: где его сестра? Никуда она не уезжала! Не уходила из дома! После 15 часов Линдёрфер вдруг произнес странную фразу, скорее пробормотал, чем сказал: «Все раскроется, все должно раскрыться». Фройнд насторожился. Линдёрфер опустил голову и тихо заплакал. Следователь молча поставил на стол модель чердака, и Линдёрфер, подняв голову, уперся взглядом в место преступления. Лицо его выразило отвращение и отчаяние, он стал громко всхлипывать… и не выдержал! Сломался! Постепенно, все еще сопротивляясь, но в итоге – окончательно. «Я не хотел ей ничего делать…» – выговорил подозреваемый. И дальше последовало признание со слезами, с судорожными рыданиями, порой урывками – вся правда, которая мучила, давила, терзала бюргерскую совесть и душу: «Я не хотел… Никто не знает… ни одна живая душа не знает… никто в доме, кроме меня… я один… Она не в лесу, не в доме… там ее тоже нет больше… вообще нет в усадьбе… эта ваша модель – она все верно показывает… все как было… она около угольных брикетов упала».

Правда была столь мерзкой, что Линдёрферу стоило большого труда выговорить все, как было. Он запинался, увиливал, старался смягчить свой рассказ, словно сам был в ужасе от собственных слов.

Согласно первым показаниям Линдёрфера, 10 мая 1962 г. произошло следующее. В полдень, когда сыновья и зять бочара были на работе, а жена и дочь трудились в саду, Фридрих Линдёрфер поднялся на второй этаж своего дома и сказал сестре, чтобы та тоже пошла работать в саду, где она обычно возделывала несколько грядок. Брат позвал сестру по имени, постучал в ее дверь и шагнул в комнату. Лина гладила одежду и заявила, что у нее нет времени на сад, отчего брат сразу возмутился и выкрикнул: на сад времени у нее нет, а писать анонимные письма время есть! Он имел в виду анонимные письма, в которых одна соседка обвинялась в любовной связи. Жители Райхельсхофена были уверены, что автор этих кляуз именно Лина.

Сестра обозвала брата негодяем. Тот ударил ее по лицу. Лина замахнулась на него утюгом, он увернулся и выскочил из ее комнаты в коридор, выхватил у сестры утюг и замахнулся на нее. Продолжая браниться, Лина бросилась на чердак. Брат швырнул утюг ей вслед и задел по голове. Она упала спиной на пол и осталась лежать возле угольных брикетов, мертвая. Когда Фридрих «очнулся от своего бешенства» и понял, что стряслось, он кинулся вниз и запер дверь в дом. Поднялся на чердак, завернул мертвое тело в старое пальто, валявшееся на полу, и стащил труп вниз по лестнице в сарай. Там он спрятал тело в сене и опилках. Холодной водой смыл кровь с башмаков, рук и кожаного фартука. Протер пол. Угольные брикеты, на которые брызнула кровь, бочар сжег. Когда из сада вернулись его жена и дочь, «самое страшное» было уничтожено, дом так чисто вымыт, что женщины ни о чем не догадались. Линдёрфер выждал сутки и на следующий вечер отвез тело сестры на поле в 500 м от дома и закопал.