Век криминалистики

Когда Лаутенбаху сообщили о признании Линдёрфера, он заявил, что обвиняемый лжет. Судя по следам крови, Лина не могла умереть так, как описывал ее брат. Борьба, вероятно, проходила в помещении чердака, и Лине было нанесено множество ударов по голове. По опыту Лаутенбах знал, что от одного удара не бывает столько брызг, если только не повреждена артерия. Женщину явно били по голове, причем не один раз, от дальнейших ударов и появились брызги на ящике для угля.

Опять допрос, снова модель чердака на столе перед обвиняемым. Два дня Линдёрфер сопротивлялся. Потом признался – чего теперь скрывать, если господину инспектору и так все известно. Не всю правду рассказал бочар. Он ударил сестру по лицу, она вытолкнула его из своей комнаты и заперла за ним дверь. Он в бешенстве навалился на дверь и вышиб замок. Сестра схватилась за утюг, брат кинулся в коридор. Сестра – за ним. В коридоре он схватил сестру, они боролись, он втолкнул ее в помещение чердака. Фридрих вырвал у нее утюг в первый раз и швырнул ей в голову. Лина рухнула между угольным ящиком и лестницей на стропила, но хваталась за них, пытаясь подняться и встать на колени. Тогда ей на голову обрушился второй удар утюга. Она упала на пол и осталась лежать головой к угольным брикетам. Кровотечение было сильное. Брат обернул ей голову курткой, чтобы остановить кровь, и оттащил тело влево, чтобы его не было видно. Так кровь попала на коробки, обувь и гофрокартон. Все прочее – чистая правда, утверждал Линдёрфер.

Поле обыскали, перекопали, не нашли ни следа от тела Лины. Тогда бочару пришлось признаваться дальше. Не закапывал он труп на поле, а разрубил его топором в сарае, пока семьи не было в доме. Сначала Линдёрфер утверждал, что сжег расчлененное тело по частям в печи в своей мастерской. Лаутенбах обследовал тот угол сарая, где бочар, по его словам, расчленил тело сестры, и действительно нашел следы крови. За печью Лаутенбах обнаружил мелкие осколки костей, они, перемолотые в муку и исследованные по методу Оухтерлони, оказались человеческими. Однако Лаутенбах счел, что бочар никак не мог сжечь тело в печи. Тогда Линдёрфер выдал последнюю правду. Нет, не сжег. Сварил в большом котле, в котором обычно кипятил воду, чтобы чистить винные бочки своих соседей. Кости отделил от плоти и сжег. То, что осталось от трупа, рассовал по бумажным мешкам и развез по лесам вокруг Райхельсхофена. «Это нелегко, нервы надо иметь крепкие, – заявил бочар, – нужно быть очень хладнокровным… И на что только не способен человек, чего только не вытворяет, просто диву даешься». И добавил: «А потом я пошел спать, как обычно». «Бульон», оставшийся в котле, Линдёрфер вылил частично в канал, а что-то выплеснул в кусты в своем саду. Жир так до сих пор и липнет к листьям, полиция ничего этого не заметила. В конце концов, с прахом, оставшимся после сожжения костей, Линдёрфер отправился на кладбище и закопал его в могилу матери. «Чувство у меня такое было, что надо так сделать», – объяснил он. Позднее Линдёрфер пришел в комнату Лины и забрал ее документы, паспорт, иначе сразу бы поняли, что она не уезжала из дома. При случае забрал и наличные деньги. И с того дня постоянно драил мыльной водой и щеткой чердак, лестницу, сарай и мастерскую. Воду с остатками крови вылил в канал, чтобы в водосливе не оставалось следов. Стены в сарае и в мастерской он много раз мыл и скоблил, а окровавленные опилки смешал с удобрениями. Лестницу и стену в коридоре заново покрасили. Больше он не видел никаких следов крови. Линдёрфер был твердо уверен, что никто никогда не сможет уличить его. Он вымыл и вычистил даже там, где не было никакой крови, но куда она могла бы случайно попасть. Причитал, убеждая: «Ничего они там не найдут, вот что, бояться мне нечего, пусть обыскивают и пол вскрывают. Я подумал: они сами себе не доверяют. Поверил, что полиция что-то знает, только когда увидел модель чердака. Я там снова убирался. Никаких следов крови я там не заметил, но все равно потер щеткой».

Признания затянулись до начала июля. В середине лета Лаутенбах вместе с полицейскими нашел в окрестных лесах места`, где Линдёрфер закопал останки своей сестры. Лаутенбах обнаружил множество осколков человеческих костей, что подтверждало признания обвиняемого. Лаутенбах нашел также обгорелые фрагменты костей, закопанные неглубоко в могиле матери Линдёрфера. Орудие убийства – утюг – так и не обнаружили. Но это уже ничего не изменило в картине преступления, и Линдёрфер закончил свое признание словами: «Теперь я со спокойной совестью могу поужинать».