Век Наполеона

В бурной жизни Наполеона было два Константа: Вери Констан, его камердинер, который написал о личной жизни великого диктатора объемные мемуары, опровергающие старую пословицу; и Бенжамен Констан де Ребек, родившийся в Швейцарии, получивший образование в дюжине городов и в конце концов оказавшийся во Франции, настолько замусоривший свою жизнь неоплатными долгами, брошенными любовницами и политическими кувырками, что вряд ли было бы выгодно рассказывать о нем здесь, если бы он не вошел в историю во многих переделках, не был любим до умопомрачения знатными женщинами и не смог описать свои недостатки с таким красноречием, тонкостью и беспристрастностью, которые могли бы помочь нам понять наши собственные.

Первые двадцать лет своей жизни он описал в «Красной тетради» (Cahier rouge), следующие двадцать — в коротком романе «Адольф» (Adolphe), а 1804–16 годы — в «Дневнике» (Journal intime), который перемещается из Парижа в Коппет, из Веймара в Лондон с интересными фрагментами истории, литературы, психологии и философии. При жизни автора был опубликован только «Адольф» (Лондон, 1816); «Журнал» оставался в рукописи до 1887 года, «Кайе» — до 1907 года; эти разрозненные части с тысячей современных ссылок составляют сегодня «Констан».

Он происходил из титулованной швейцарско-немецкой семьи, чья родословная прослеживается на протяжении 800 лет. Нам не нужно возвращаться дальше его отца, который был настолько занят своими собственными грехами, что у него почти не оставалось времени на надзор за сыном. Барон Арнольд-Жюст Констан де Ребек был офицером швейцарского полка, служившего Генеральным штатам Нидерландов. Он был красив, начитан, дружил с Вольтером. В начале 1767 года он женился на Генриетте де Шандье, франко-гугенотского происхождения. Ей было тогда двадцать пять, ему — сорок. 25 октября в Лозанне она родила Бенжамена; через неделю она умерла, став первой из многих женщин, пострадавших от его непостоянства. Отец доверил мальчика разным воспитателям, выбранным с большой неосторожностью. Один из них пытался с помощью побоев и ласк сделать из мальчика вундеркинда в греческом языке. Когда побои подорвали здоровье Бенджамина, его передали второму воспитателю, который отвел его в брюссельский бордель. Третий воспитатель дал ему хорошие знания по музыке, а в остальном полагался на его самообразование с помощью чтения. Бенджамин читал по восемь-десять часов в день, навсегда испортив свои глаза и веру.73 Год он провел в Эрлангенском университете; затем его перевели в Эдинбург, где он ощутил последний всплеск шотландского Просвещения; но и там он пристрастился к азартным играм, которые стали вторыми после секса в разладе его жизни. После приключений в Париже и Брюсселе он поселился в Швейцарии и начал писать историю религии, стремясь доказать превосходство язычества над христианством.

Он переходил от женщины к женщине, от казино к казино, пока, наконец, его отец не устроил (1785) так, чтобы он жил в Париже в семье Жана-Батиста Суара, литературного критика, образованного и доброжелательного.

Я был принят его окружением с полным одобрением. Мое остроумие, которому в то время совершенно не хватало основательности и точности, отличалось забавной эпиграмматичностью; моя образованность, которая была очень скудной, но превосходила образованность большинства литераторов подрастающего поколения, и оригинальность моего характера — все это казалось новым и интересным….. Когда я вспоминаю, какие вещи я говорил в то время и с каким убежденным презрением относился ко всем, я не понимаю, как меня могли терпеть».74

В 1787 году он встретил «первую женщину с превосходным интеллектом, которую я до сих пор знал». «Зелида — то есть Изабелла ван Туйл — была трудным pièce de résistance в голландские дни Босуэлла. Она отвергла его и других, чтобы выйти замуж за воспитателя своего брата, и теперь жила с ним, в покорном недовольстве, в городке Коломбье у Невшательского озера. Когда Констан наткнулся на нее, она была в Париже, где готовился к печати ее роман «Калиста». Ей было сорок семь, но для девятнадцатилетнего бабника она была очаровательной женщиной, все еще физически стимулирующей, интеллектуально блестящей и беспечной до такой степени, что его собственная гордая утонченность казалась софоморически юной. «Я до сих пор с умилением вспоминаю дни и ночи, которые мы проводили вместе, пили чай и с неиссякаемым пылом беседовали на все возможные темы». Когда она вернулась в Коломбье, он поселился в своем собственном доме в соседней Лозанне. Ее муж ошибочно полагал, что разница в возрасте ограничит дружбу Зелиде и Константа. Она с усердием принялась обучать Бенжамена коварству женщин и лжи мужчин. «Мы опьяняли друг друга своими шутками и презрением к человеческому роду».75