Век Наполеона

Более логичный ум, чем у Шатобриана, мог бы начать с картины моральной, социальной и политической деградации той революционной Франции, которая отделилась от католического христианства. Но Шатобриан был человеком чувств и настроений, и, вероятно, он был прав, полагая, что большинство французов любого пола больше похожи на него, чем на Вольтера и других философов, которые так усердно пытались «сокрушить позор» авторитарной религии. Он называл себя антифилософом; он пошел дальше Руссо в реакции против рационализма и упрекал мадам де Сталь за то, что она защищала Просвещение. Поэтому он начал с обращения к чувствам, а разум оставил на произвол судьбы после того, как чувства уступили ему дорогу.

С самого начала он провозгласил свою веру в основополагающую тайну католической доктрины — Троицу: Бог-Отец, создающий, Бог-Сын, искупающий, Бог-Святой Дух, просвещающий и освящающий. Не стоит беспокоиться о достоверности; важно то, что без веры в разумного Бога жизнь превращается в беспощадную борьбу, грех и неудача становятся непростительными, брак — хрупким и шатким союзом, старость — мрачным распадом, смерть — непристойной, но неизбежной агонией. Таинства Церкви — крещение, исповедь, причастие, конфирмация, венчание, елеосвящение (помазание на смертном одре) и рукоположение в сан священника — превратили эти этапы нашего болезненного роста и бесславного упадка в прогрессирующие стадии духовного развития, каждый из которых углубляется священническим руководством и торжественным обрядом, и укрепляют ничтожно малую личность членством в мощном и уверенном сообществе верующих в искупительного и любящего Христа, безгрешную и заступающуюся Мать, мудрого, всемогущего, бдительного, карающего, прощающего и вознаграждающего Бога. С этой верой человек избавляется от величайшего из всех проклятий — быть бессмысленным в бессмысленном мире.

Шатобриан противопоставил добродетели, рекомендованные языческими философами, добродетелям, которым учило христианство: с одной стороны, стойкость, воздержание и благоразумие — все они направлены на индивидуальное развитие; с другой — вера, надежда и милосердие — вероучение, которое облагораживает жизнь, укрепляет социальные связи и превращает смерть в воскресение. Он сравнил философский взгляд на историю как на борьбу и поражение отдельных людей и групп с христианским взглядом на историю как на усилие человека преодолеть греховность, присущую его природе, и достичь расширяющегося caritas. Лучше верить, что небеса возвещают славу Божью, чем в то, что они — случайное скопление камня и пыли, упорное, но бессмысленное, прекрасное, но немое. И как мы можем созерцать прелесть большинства птиц и многих четвероногих, не чувствуя, что в их упругом росте и очаровательных формах таится некая божественность?

Что касается морали, то Шатобриану казалось до боли ясным: наш моральный кодекс должен быть санкционирован Богом, иначе он разрушится вопреки природе человека. Ни один кодекс чисто человеческого происхождения не будет обладать достаточным авторитетом, чтобы контролировать несоциальные инстинкты людей; страх перед Богом — начало цивилизации, а любовь к Богу — цель морали. Более того, эти страх и любовь должны передаваться из поколения в поколение родителями, воспитателями и священниками. Родители, не передающие Бога, учителя, не имеющие поддержки в религиозном вероучении и одеянии, найдут безграничную изобретательность эгоизма, страсти и жадности сильнее своих не вдохновленных слов. И наконец, «не может быть никакой морали, если нет будущего государства»;111 Должна быть другая жизнь, чтобы искупить земные невзгоды добродетели.

Европейская цивилизация (утверждал Шатобриан) почти полностью обязана католической церкви — ее поддержке семьи и школы, ее проповеди христианских добродетелей, ее проверке и очищению от народных суеверий и практик, исцеляющим процессам исповеди, ее вдохновению и поощрению литературы и искусства. Средние века мудро отказались от неуправляемого поиска истины ради создания красоты, и в готических соборах они создали архитектуру, превосходящую Парфенон. Языческая литература имеет много достоинств для ума и много подводных камней для морали. Библия превосходит Гомера, пророки вдохновляют больше, чем философы; и какая художественная литература может сравниться по нежности и влиянию с жизнью и учением Христа?