Это была рискованная игра. Инвестиции могли быть испорчены плохим менеджментом, колебаниями цен или рынка, сменой стиля, перепроизводством для недоплачивающих потребителей или новым изобретением, загнанным в угол конкурентом. Страх потери обострял жажду наживы. Стоимость рабочей силы должна быть минимальной; за изобретения нужно предлагать вознаграждение; машины должны по возможности заменять людей. Железо нужно добывать или импортировать, чтобы делать машины, броненосцы, мосты, пушки. Уголь (которого, к счастью, в Англии предостаточно) должен добываться для топлива плавильных печей, очистки руд и закалки железа в сталь. Как можно больше машин должно быть связано с одним мощным источником энергии; этим источником может быть ветер, или вода, или животные, идущие по беговой дорожке или вращающие винт; но лучшей силовой установкой будет паровая машина, подобная той, что Джеймс Уатт установил на заводе Мэтью Боултона в Бирмингеме (1774). При достаточном капитале и тщательной организации любое количество машин можно было привести в действие одним или несколькими двигателями; к каждой машине можно было приставить мужчину, или женщину, или ребенка, которые работали бы на ней от двенадцати до четырнадцати часов в день, получая за это прожиточный минимум. Фабричная система приобрела форму.
Вскоре тысячи дымовых труб извергали свои дымы над растущими промышленными центрами — Манчестером, Бирмингемом, Шеффилдом, Лидсом, Глазго, Эдинбургом. В Британии 1750 года было два города с населением в пятьдесят тысяч человек, в 1801 году — восемь, в 1851 году — двадцать девять. Дороги были проложены, чтобы облегчить транспортировку материалов, топлива и продуктов на фабрики, рынки и в порты. Дилижансы были построены так, чтобы выдерживать восемь пассажиров и десять миль в час.4 Около 1808 года Томас Телфорд и около 1811 года Джон МакАдам (оба — шотландские инженеры) разработали новое дорожное покрытие, по сути, похожее на современные щебеночные магистрали. В 1801 году Джордж Тревитик построил первый паровой локомотив, который тянул пассажирский вагон по рельсам. В 1813 году Джордж Стефенсон построил более совершенный паровоз, а в 1825 году он открыл первое регулярное паровое железнодорожное сообщение между Стоктоном и Дарлингтоном. В 1801 году на одном из шотландских каналов начал курсировать небольшой пароход; в 1807 году на заводе Боултона и Уатта был построен пассажирский пароход по модели, предложенной Робертом Фултоном, который в августе того же года отправился на своем «Клермонте» из Нью-Йорка в Олбани. Тем временем Лондон, Харидж, Ньюкасл, Бристоль, Ливерпуль, Глазго развивали порты и возможности для океанской торговли, а Нельсон при Абукире и Трафальгаре завоевывал для Англии господство на море.
В 1801 году правительство провело первую научную перепись населения Великобритании (Англии, Уэльса и Шотландии), к ужасу граждан, возмущенных вторжением в частную жизнь как прелюдией к реорганизации.5 В результате переписи было зарегистрировано 10 942 646 человек (в США тогда проживало около 6 000 000 человек). К 1811 году эта цифра выросла до 12 552 144 человек.6 Вероятно, этот рост отражал увеличение запасов продовольствия, улучшение медицинского обслуживания и, как следствие, снижение детской и старческой смертности. В 1811 году население Лондона выросло до 1 009 546 человек, но наибольший и значительный рост произошел на промышленном севере и западе страны. В 1811 году число британских семей, занимающихся земледелием или скотоводством, составило 895 998; торговлей или производством — 1 128 049; другими занятиями — 519 168.7 Правительство угнетало сельское хозяйство, санкционируя огораживания; оно поощряло промышленность, поддерживая свободное предпринимательство и защитный тариф, а также запрещая профсоюзам вести агитацию за повышение заработной платы (1800 г.). Она поощряла торговлю, улучшая дороги и каналы и создавая непобедимый британский флот. Торговцы, промышленники и финансисты приобрели огромное состояние, а некоторые из них заработали или купили места в парламенте.
Экономическая картина Британии 1800 года показывала: наверху — аристократию, которая по-прежнему, но все меньше, была хозяином экономики благодаря владению землей; с ней сотрудничал парламент, в подавляющем большинстве состоявший из дворян или дворян; ниже и вокруг них — безжалостную и предприимчивую буржуазию, состоявшую из купцов и фабрикантов, демонстрировавших свои новые богатства и дурные манеры и стремившихся к большей политической власти; ниже — представители профессий, от самого ученого врача до самого смелого или злобного журналиста; ниже всех — крестьянство, постепенно лишающееся собственности и зависящее от помощи, и шахтеры, без солнца вскрывающие или потрошащие землю, и «навигаторы», занятые в подвижных бригадах для выравнивания дорог и рытья каналов, и трудовой коллектив голодных, неорганизованных, деморализованных фабричных рабочих, пишущих свою трагедию под загрязненным небом.
II. НА ДНЕ