Век перевода. Выпуск 1

Вселенная сжимается и разжимается,
Подобная большому сердцу.
Сейчас всё разбегается, и дальняя туманность
Спешит, пытаясь обогнать свой свет,
В ничто. Но день придет — и вновь
Она сожмется, и флотилии звезд и галактик,
Туманностей и пылевых скоплений
Свой вспомнят дом и в гавань поспешат,
Друг друга сокрушая.
Слипнутся в один комок
И вновь его взорвут, тогда ничто их не удержит.
Не поддается описанью этот взрыв.
Всё-всё, что существует в мире,
Ревет в огне, обломки разлетаются в пространство
Небес, и новые вселенные бриллиантами ложатся
На черную грудь ночи, и опять,
Подобно атакующему копьеносцу,
Далекая туманность мчится в пустоту.
Неудивительно, что завораживают нас фейерверки
И взрывы бомб.
То — ностальгия по Большому Взрыву,
В котором родились мы все.

Однако всё скопление энергий,

Слепивших тот гигантский атом, выживает.
Он соберется из осколков вновь —
Опять последуют диастола и систола большого сердца.
Наш Бог не обещал нам мира,
Напротив, жизнь — и смерть, рожденье — и проклятье.
Большое сердце бьется и накачивает в нас
Артериальный кровоток.
Неимоверно мир красив!
И мы, трагические дети, обезьяны Бога,
Причастны красоте, живем, чтоб ей внимать,
Для этого нам жизнь,
Чтоб видеть красоту, хотя и зубы сжав от муки.
И то не Бог любви, не справедливость
Флоренции во время Данте,
Не антропоид Бог и не диктатор.
Он вечен, бесконечен и беспечен.
Взгляни на моря блеск в ночи: поток отлива
Уносит звезды вдаль — похоже это на паденье наций, —
Рассвет, слоняющийся босиком в долине Кармел,
Встречает море, то и это существует с их красою,
А Взрыв — великая метафора безликого насилья
И корня всех вещей.

Алексей Гришин {13}

КОНСТАНТЕЙН ХЁЙГЕНС (1596–1687)

ЛАТИНСКИЕ ЭПИГРАММЫ

МОЙ ПОРТРЕТ

За Справедливость, Порядок и Истину вечно радеет Хёйгенс.
Коль видеть его хочешь, так вот он и есть.
Если ж ему кроме этих вменяют иные заслуги,
Знай, это сплетни пустой лживой старухи Молвы!

ЛЕНИВЕЦ

Одр, на котором, как дверь, я со скрипом ворочаюсь, сонный[5]

,Как тебе мил этот сон, как ты желаешь, чтоб я
Был бы разбужен лишь вышней трубою в последнее утро
И чтоб не раньше восстал самой последней, седьмой.

РЕМЕНЬ

Тщетно безвинное брюхо стягивать узами станем,
Если прожорливый рот в крепких не держим цепях.

О ДРУГЕ, ПОЗДРАВЛЯЮЩЕМ С РОЖДЕНИЕМ ТРЕТЬЕГО СЫНА

Друг, что меня поздравляет со счастьем тройным, не желал бы
Так, как я счастлив втройне, счастлив четырежды быть.

К ПОСТУМУ, ХУДОЖНИКУ, СТАВШЕМУ ВРАЧОМ

Прежде ошибки твои напоказ выставлялись бесстыдно,
Коль ошибешься теперь — скроет ошибку земля.

***