Я жив еще, хотя им дела нет —Друзьям, оставившим меня, забывшим,Что в одиночку против стольких бедУже в минувшем я, как призрак, в бывшем,Где призраки любви, чаду кошмара,И всё же я живу, в частицах параВ ничто переходя — в небытие,Как в океан недремлющих, как войны,Снов — сновидений, где лежат на днеОстанки жизни некогда достойной,А те, кого я больше всех любил,Мне дальше всех и холодней могил.Мне хочется нехоженых дорог,Где женщина не плачет, не смеется,Где я сам-друг с Творцом, где Бог не строг,Где спать легко, как в детстве, удается,Спокойный бестревожный сон инойНиже травы — и небо надо мной.
Прозрение и сладость Я-распадаты даришь мне: гортань воспалена,звучанием неведомого ладав мой темный низ спадает пелена.Где, выхвачен из материнских ножен,гулял, бряцая сталью, ятаган,опущенный, дубровами обложен,лишенный форм, колышется курган.За тишью гладь, чуть ряби, да и только —предчувствий выдох, собранный в кулак,минувшим сотрясаемый без толка,стечений созерцатель и мозгляк.Я взорвано — в отяжелевших водах,развеян жар — мед прорванных запруд,так истекай, стекай — в кровавых родах,в разбитых формах отлитый сосуд.
Большевик
Закат закатов, армии тенейпылящий гейзер, тучные телеги,размашистым вращеньем эмпирейГепта-мерона вялые побегиво все углы и пустоту морей —За розою ветров чужих Атласоввкруг полюса по азимуту вспять,из плоского звучания саргассовнадутых щек тритонов трубных гласовшироким шагом в трутневую падь —Всё это степь: в развитии глумясьизвечно ввысь! Подъём! многоязыкабезудых трупов голи, горемыкавсей норостью заглохшего арыкавсей яростью к истомному стремясь.Good by, Митропа, неофитов племяот поздних берегов летейских грядглумливо омерзительное семяво все рассветы и в речное стремя,моря и ночи с леностью плеяд —всё вниз и вниз, уходят Стиксом тенивращая тирсы трутневых притвор,темнеет, во главах, на все ступенииз глубины руин кипень сиреникак будто «эй» в ночи и «nevermore».