Век Просвещения

«Мусье, – никакой реакции не последовало, но я сразу же понял, в чем моя ошибка, и перешел на русский, – сударь, – я громко кашлянул, – милостивый государь, разрешите представиться…» Мужчина тут же обернулся и в изумлении вытаращил на меня глаза. «…И, пожалуйста, не удивляйтесь моему выговору, ибо я имел честь в течение почти тридцати лет состоять на службе ее величества». Он, в свою очередь, снял шляпу, соскочил с подводы и назвал себя, сначала на одном языке, а потом на другом. Я со всеми возможными извинениями осмелился полюбопытствовать о роде его деятельности. Он усмехнулся. – «Как образованный человек, вы будете смеяться или, наоборот, придете в смятение. Революционные власти приказали уничтожить некоторые архивы королевского правительства, точнее, выбросить их на улицу. Понимаете, им нужны помещения, а старинные документы занимают слишком много места. Я случайно проходил мимо и уговорил этих милых людей, – он махнул рукой в сторону грузчиков, – отдать мне ненужные бумаги и обещал достаточно щедро заплатить. Поскольку вы жили в России, то не удивитесь и тому, что его превосходительство, господин посол, соблаговолил ответить отказом на мою нижайшую просьбу, изложенную, впрочем, в самом экстраординарном порядке, через случайного посыльного, об оказании мне хоть какого-нибудь денежного вспомоществования в сей необычной акции, весьма превышающей мои служебные полномочия. Понимаете, наш Василий Гаврилович хоть, почитай, камергер, а немного скуповат – это, наверно, от возраста. Да и я у него в подчинении совсем недавно, вот он и не склонен мне особенно доверять. Видите ли, я – сотрудник русской миссии, хотя звание у меня самое скромное, впрочем, как и жалование».

Я внутренне улыбнулся. Чтобы сказали чиновники его величества, чуть ли не самые ревностные блюстители государственных тайн во всей Европе, если бы узнали, как святую святых – секретную документацию будут отдавать представителю недружественной державы на вес, фактически бесплатно. Чудесны дела твои, о, революция! Почему-то с каждым мигом это дело занимало меня все более. Я предложил свою помощь и уверил русского дипломата, что не нахожусь на службе и не принадлежу ни к какому политическому клубу. Впрочем, самый мой возраст был порукой тому, что я вряд ли ищу в происходящем какую-либо личную выгоду.

179. Секретная папка (лист, вложенный за внутренний угол переплета, почерк беглый)

Теперь перехожу к самому главному, опуская подробности погрузки, разгрузки и размещения документов в сразу же ставшей необыкновенно тесной квартирке моего нового знакомого. Я совсем забыл о времени. Меня обуяло непонятное чувство: как исступленный, я перекладывал, сортировал бумаги, объяснял русскому, оказавшемуся третьим секретарем посольства, их принадлежность тому или иному департаменту. В соответствии с моими указаниями он собирал листы в примерно равные стопки, оборачивал в газеты и перевязывал бечевкой для отправки на родину. Кажется, господин посол уже сменил свой гнев на милость и обещал не препятствовать вывозу документов в Россию. Отчего-то я подумал о том, что когда-нибудь эти газеты могут стать не менее драгоценным материалом для историков, чем скучные отчеты и описи, которые, не буду приукрашивать, составляли большинство нашей добычи. Впрочем, там попадались и настоящие драгоценности, только их надлежало вычленять из мусора, но речь сейчас не о том.

Я давно уже не следил, документы какого отдела мы разбираем, не читал и не пытался вникать в их смысл. И вдруг… Медленно, словно ветер поддерживал на весу тяжелый картон, одна папка раскрылась у меня перед глазами и ее содержимое на мгновение повисло в воздухе… Я увидел страницы, исписанные моим собственным почерком, а схватив несколько листов наугад, заметил свое имя, написанное неизвестной мне рукой. И цифры, какие-то странные цифры. Я судорожно оглянулся. Мой спутник был занят разбором целой этажерки, доверху забитой бумагами, которую ему удалось нетронутой запихнуть в телегу, а потом занести в свое скромное обиталище. Он ничего не заметил.

Я попросил разрешения остаться на ночь, желая мотивировать это поздним часом и отдаленностью моего жилья, но не успел договорить и первой фразы, как русский подлетел ко мне, обнял и заверил, что я могу располагать его спальней в любое время, а сам он готов устроить свой ночлег в прихожей или кабинете.

Я читал всю ночь…

180. Подарок (лист, выпавший из расслоившегося переплета самой первой тетради)

Что меня потрясло больше всего – это необыкновенное количество цифр, которыми был испещрен почти каждый документ. Ими, на удивление, исчислялись не только денежные суммы. Нет, бюрократия королевства требовала сосчитать все, материальное и нематериальное.