Веха

На улице уже светало и я, сообразив, что к чему, мигом слетел с чердака и побежал в дом, а Ваня, недовольно бурча, последовал за мной. Отец уже вывел кобылу и стал запрягать её в бричку, которую пригнал вчера вечером, возвращаясь с работы. Лошадь вчера решили в ночное не гнать, чтобы выехать пораньше, так как отец планировал вернуться назад к вечеру в деревню.

Позавтракали быстро, быстро и загрузились. В это время стали выгонять скотину на пастбище, да и птицу тоже, поэтому мы слегка задержались, и когда пастух погнал стадо на луг, мы стали прощаться. Процесс затягивался, отец довольно сердито прикрикнул на всех, и стеганул кобылу пугой. Она тут же сорвалась с места, и вынесла бричку со двора. Возле ворот стояли сельчане и махали нам вслед. И тут я увидел гусей, которые, вдруг, высыпали на улицу, и, размахивая крыльями, понеслись за нами. Все закричали, показывая на птиц. А гуси провожали свою маму, то есть меня, и тревожно горланили на всю округу. У меня даже слёзы выступили из глаз, но я смеялся. Я радовался этим птицам, которые не забыли меня и кинулись за мной вслед, понимая, что меня увозят от них навсегда!

Рядом с бричкой бежал Шарик и постоянно смотрел на меня. У него в уголках глаз блестели слёзы, вероятно от ветра, который бил ему в умную мордочку, от быстрого бега. Он даже не лаял, а повизгивал, провожая меня. Я с ним долго прощался и вчера вечером, сидя с ним под навесом, и сегодня утром. Ощущение было такое, что всё понимал, глядя мне прямо в глаза, постоянно облизывая моё лицо.

Отец повернулся назад и, увидев гусей, пожал плечами и произнёс. – Чудеса! – после чего стеганул лошадь, чтобы она быстрее бежала.

Постепенно гуси и деревенские мальчишки отстали от нас, скрывшись в клубах пыли, поднятой лошадью и бричкой. Шарик бежал до самого Беловска, а потом остановился, уселся прямо на дороге и завыл. Я смотрел на него и слёзы невольно выступили из глаз, пока он не скрылся за поворотом. За поворотом остался и тот, который когда-то спас меня от неминуемой смерти. За поворотом осталась вся моя предыдущая жизнь.

Беловск мы проскочили на одном дыхании, не проронив ни одного слова. Мы с отцом до такой степени были поражены произошедшим, что не знали с чего начать разговор. Гуси, как говорил отец, бестолковые пернатые, а проявили такую преданность ко мне. Я как подумал, что их скоро будут всех резать, мне стало плохо. Во мне что-то перевернулось, и я отлично понимал, что через пару месяцев, отец снова привезёт мне гусей, но уже разделанных, для еды. И как мне их есть, у меня не вкладывалось в голове.

Но, как бы то ни было, все события со временем притупляются, и уже то, очевидное, становится далеко не очевидным. Гуси – это конечно волнительно, но и держат их именно для того, чтобы зиму сытно питаться, как впрочем, и всё остальное. Такова жизнь! Все в природе кого-то поедают, не говоря уже о людях, которые без конца убивают себе подобных. А затем находятся разные умельцы, которые оправдывают все эти действия. А всё потому, что добро никак не желает уничтожить зло, вечно его жалеет, настрадавшись вволю от этого самого зла.

Это я усвоил ещё в детстве, читая эти самые сказки, а когда стал уже подростком, то уже читал и исторические романы. Я вообще обожал читать, и считал, что сами книги могут дать гораздо больше, чем то, что преподают в школе. В школе дают начальные знания, прививают любовь к тому, или иному предмету, или, наоборот, у ребёнка начинается отторжение от всего этого. Но главное, что даёт школа, всё же знание. Знания мыслить, читать, считать и двигать человека по жизни. Если ребёнок чего-то не усвоил, или застопорился в своём развитии, он превращается в обычного раба, который не задумывается о своей сущности, а проживает лишь одним днём. Я же с детства был мечтатель, любил путешествовать, находясь на чердаке, воображая, что где-то в океане, или в горах, а то и в джунглях могучей Амазонки, где проживают всякие дикие народы, и водятся огромные анаконды. Обожал путешествовать с героями Жюль Верна, огибая Землю по воде, воздуху и земле.

Не заметно для себя я уснул, устроившись на задке брички, под протяжное пение отца про бесконечную дорогу. Степь да степь кругом, путь далёк лежит! Это его любимая песня и пел он её до самого окончания этого самого пути. В Почеп мы приехали около одиннадцати часов дня, и сразу поехали к Александру. Хозяйка, у которой жили Александр с семьёй, договорилась со своей соседкой, чтобы она впустила меня на постой, вернее на проживание, пока не окончу школу.

Когда мы приехали к Александру, то дома, кроме самой хозяйки, никого не было. Оставив гостинцев для детей у хозяйки, отец, вместе с ней направился к её соседке, которая проживала через дом от них. Минут пятнадцать их не было, а я, в это время, нетерпеливо прохаживался возле кобылы, которая ела овёс, попив перед этим воды. Выпила почти полное ведро. Бросив ей под ноги охапку сена, я отпустил подпругу, ослабив сбрую, чтобы она могла спокойно поесть.