Велесова ночь

Глаза Софьи зажглись победным блеском. В пылу осторожный Иван Юрьевич не заметил подошедшего сзади Ивана III. Тот подошел тихо и, затаив дыхание, слушал разглагольствования своего ближайшего советника.

– Может быть, литовские князья тебе поближе, да вера латинская сердцу твоему приятнее? – голос Ивана III был почти ласковым.

– Что ты, князь?! Разве не доверяешь больше своему верному слуге. В моих мыслях только одно: твоей воле служить и земле Московской верой и правдой, – Патрикеев, видимо, растерялся, и голос его задрожал.

– Стало быть, мне теперь и ушам своим доверять не след? – спокойно и твердо продолжал настаивать Иван III, – или не ты только что про подол распутной девки как Сирин вещал?

– Ты был одним из нас! – неожиданно горько произнес Патрикеев, – боярам и людям вольным воля на Руси всегда была. А сейчас все из-за наушничанья проклятого византийского меняешь. По заморским порядкам жить намереваешься, веру дедов и прадедов на чужие законы променять. Да только нету теперь Византии, а Русь стоит.

– Ты думаешь, я о Руси не печалюсь, да только что Русь без головы делать будет? Каждый на себя одеяло тянет и свой бок укрыть норовит! Русь, говоришь, стоит. Да только как? Задворками да околицами пробирается, дунь ветер посильнее и нету Руси. Объединятся завтра вороги наши, а мы что: чем ответим? Тверяки в лес, вятичи по дрова, псковичи ждать – куда ветер подует, новгородцы, те – где повыгоднее. Боярам и людям вольным воля к чему привела? Без сильной руки Москве не быть. Поляки с Литвой объединяются. Ливонцы армии собирают, а мы на печи сидим. Разорвут, растащат на куски. Поэтому власть мне и дадена, чтобы Русь защитить.

– Значит ты один о Руси думаешь. Да только запамятовал ты, князь, что власть тебе нами, Думой Боярской, мужами благородными, дана. Ты – один из нас, равный из равных, но выбросил ты, князь, из сердца своего древний закон и дружину.

– Власть мне не дружиной, она мне Богом дадена. Поставлен я над вами по велению Всевышнего и только его слову подчиняться должен.

Софья, несмотря на свою ярость, внутренне улыбнулась. Ее уроки даром не прошли. Если ей удалось внушить князю, что он – избранник и помазанник божий, то удастся все, что она задумала. Власть княжеская в Москве станет властью цесарской. Последний вздох ее родины станет первым вздохом новой великой державы с новыми василевсами, наследниками Палеологов. А значит не зря она оказалась в этой забытой всеми стране. Хотя, вернувшись в свои палаты, заметалась в неистовстве. Слова Патрикеева тяжелым молотом стучали в голове. В этом состоянии застала великую княгиню Анна. Увидев свою верховную боярыню, Софья тяжело выдохнула.

– Анна, у нас нет выхода! Я должна, обязана родить сына. Иначе Патрикеев с Курицыным получат мою голову! Теперь мы не имеем права на ошибку!

Две женщины сидели друг напротив друга и молчали. Анне и без слов было понятно состояние Великой княгини. Софья, излив свой гнев, чувствовала себя опустошенной и уставшей. Она отдавала себе отчет, что окружена врагами или, в лучшем случае, равнодушными. Рассчитывать ей особо было не на кого. Нелюбимая, ненавидимая всеми чужестранка! Даже благоволение мужа могло в любой момент перевернуться в ненависть. Иван обладал нравом вспыльчивым и неустойчивым. Только несколько людей пользовались его безграничным доверием. И все они без исключения были ее заклятыми врагами.

– Ты нашла снадобье?

– Пока нет.

– У нас больше нет времени. Найди толмача здесь. И если надо, всегда можно заставить ненужного человека замолчать.

Но, увидев, как побелела ее боярыня, успокоительно произнесла:

– Я хотела сказать, что всегда можно откупиться и отослать ненужного человека куда подальше.

Но Анна ласковым речам не поверила, норов принцессы она изучила прекрасно и знала, с кем имеет дело. Выбор был нелегким. Найти толмача, значило обречь человека на неминуемую погибель.

– Я сама разберусь. А если и спрошу что, то человек знать не будет, о чем речь.

– Хорошо, а пока иди. Мне надо остаться одной.

Анна, поклонившись, неслышно развернулась и осторожно затворила за собой дверь. На сердце было тяжело. Ситуация казалась почти безвыходной. Расшифровать манускрипт самостоятельно ей не удастся, себе в этом отчет она отдавала прекрасно. От Паоло ответ придет в лучшем случае через месяц. Уговаривать Софью подождать, было занятием безнадежным. Если Великая княгиня вбила себе в что-либо голову, то ни за что не отступится. В который раз Анна пожалела, что не предпочла службе у Софье прохладу и тишину монастырской кельи. В такие моменты монотонность жизнь монашенки казалась ей подобием рая. Хотя жалеть об этом было немыслимо. Боль в очередной раз вернулась и стиснула беспомощно затрепетавшее сердце. Ее монашеский рай стоил жизни пяти ее сестрам! Пути назад у нее не было. Да и выйти из круга приближенных Зои Палеолог было невозможно. Она знала слишком многое, чтобы ее оставили в покое. Софья не пошла бы на такой риск.