Вельяминовы. Дорога на восток. Книга 2

Джо потрепала лошадь по холке: «Бедный Джон. Нельзя ему в Англию ездить, он сразу на десяток лет стареет. Вернулся - будто ему восемьдесят уже, бледный, весь в морщинах, задыхается..., Да и я тоже, - она почувствовала боль в груди, и, раздув ноздри, вспомнила жесткий голос сына: «Нет, мама, и не проси меня. Я своей рукой такого не сделаю».

-Если бы я была чужой человек, - Джо затянулась сигаркой, - они сидели на балконе их дома, - ты бы не колебался, Давид. Просто дай мне флягу, и все. Об остальном я сама позабочусь. Это ведь не лечится, - она закашлялась, подавившись дымом.

-Не лечится, - хмуро признал сын. «Но ты можешь еще несколько лет прожить, опухоль ...»

Джо ткнула сигаркой в оловянную пепельницу. Женщина гневно, тихо, проговорила: «Я не хочу существовать, Давид, как  твой пациент, британский майор. Он цепляется за жизнь,  зависит от опиума и ходит под себя. Твой отец, поверь мне,  дал бы и мне нужную дозу, и выпил бы сам. Ты же мне говорил, эти опухоли -  они появляются и в других органах, не только в легких».

Давид сидел, глядя на простор океана перед ними, затягиваясь своей сигарой. «Если бы это была грудь, мама, - наконец, сказал он, - я бы сделал тебе операцию. Она давно известна. Это, конечно, тоже не панацея, но все же..., Но легкие - тут я ничем помочь не могу».

Джо поднялась и откинула голову: «А я не могу медленно умирать, понятно? Не могу, не хочу, и не буду. Поэтому дай мне опиума, я усну, и все, - она повела рукой, - все будет просто.

Давид тоже встал - он был чуть выше матери. Он, яростно, ответил: «Это тебе будет просто. А мне, Элишеве, твоему брату, твоим внукам - нет. И хватит об этом».

-Тогда я сделаю это сама - отрезала мать и ушла с балкона. Он выругался сквозь зубы: «Опиума у меня здесь нет. Так, маленькая доза, для болей у его величества. А в госпитале он под замком, и там охрана. Хотя, зная маму..., -  он тяжело вздохнул, а потом  услышал сзади шорох. Дебора ласково обняла его. Давид, поцеловав маленькую, сильную руку жены, велел себе: «Попроси, чтобы поставили дополнительный караул у аптечного склада».

-Пошли,- наконец, улыбнулась Джо, и они услышали с порога  веселый голос Шмуэля: «Бабушка, мы с папой Торой позанимались. Он мне разрешил на коне прокатиться».

-Беги, седлай, - Джо поцеловала  внука, и добавила: «Потом на кухню приходи, мы печенье будем печь».

Они с Евой прошли через двор, и не заметили, как заколыхалась простая, темного холста штора, в окне второго этажа их дома.

Дебора вернулась на кровать и томно сказала: «Мне бы надо им помочь, а я, вместо этого..., - она скользнула под простыню, к мужу и рассмеялась: «И ведь даже пока не Шабат».

-Завтра тоже все будет, - уверил ее Давид. Просматривая письма, он хмыкнул: «Конечно, твоя мама права, как только, -  мужчина вздохнул, - его величество умрет, поедем в Америку. Шмуэлю через три года бар-мицву надо устроить, здесь этого не сделаешь. А я там смогу хирургом в армию пойти, пишут же, что они во Флориде воевать будут. Заодно и в тамошних болезнях разберусь».

Дебора поцеловала смуглое плечо: «И я маму увижу, Мораг, детей ее…, А потом  в Амстердам обратно отправимся?»

-Да, - кивнул Давид, привлекая ее к себе. Дебора вытянулась рядом с ним и помолчала: «Сколько ему еще осталось, Давид?»

-У него опухоль в желудке, такая, как..., - мужчина оборвал себя: «Не знаю. Мне кажется, недолго. Ты видела, он уже мало что может, есть, без боли. И каломель не помогает. Впрочем, я всегда считал, что она устарела, как лекарство. Хотя больше мне ему нечего дать, от опиума он стал отказываться».

Дебора повернулась и поцеловала мужа: «Я знаю, тебе тяжело сейчас. Ты все-таки столько лет рядом с ним. Стой, - она перегнулась и пошарила по ковру, - еще одно письмо, из пачки выпало. Мама пишет, - женщина взглянула на конверт, - тебе лично в руки.

Давид быстро прочитал аккуратные строки. Скомкав бумагу, положив ее в оловянную пепельницу, он чиркнул кресалом. Давид посмотрел на открытую шкатулку, что стояла на столе - золотая рысь на кинжале гордо поднимала голову,  тускло блестели в полутьме изумруды.

-Ерунда, - сказал он жене, не поворачиваясь, глядя на то, как горит письмо.  «Она просто забыла написать это в первом письме. Спрашивала, не прислать ли нам новых книг медицинских, раз она зиму в Лондоне проведет».

Он взглянул на серые хлопья пепла. Вернувшись на кровать, обнимая жену, Давид ласково шепнул: «Дверь хорошо закрыта?»

-На засов и на ключ, - он провел рукой по ее нежной, белой груди, окунул лицо в каштановые, пахнущие солью волосы и заставил себя не думать о том, что написала теща - четким, ровным почерком: «Твой дядя, скорее всего, везет на Святую Елену мышьяк. Уж не знаю, для себя, или для Наполеона, но я считаю своим врачебным долгом тебя об этом предупредить».

-И правильно, - сказал себе Давид, слыша сдавленный стон жены. Он и сам, шептал ей что-то ласковое, неразборчивое, а потом, удерживая ее в своих руках, приказал себе: «Что хочешь, то и сделай, а забери у него яд, доктор Кардозо».