Вельяминовы. Дорога на восток. Книга 2

От него пахло кельнской водой, у него была большая, сильная рука с длинными пальцами. Юджиния подумала: «Все равно, он никогда не сядет на престол.  Следующим царем будет Константин, а потом - сын Николая. Если у Константина не будет законных детей, конечно».

Сейчас Юджиния, подождав, пока горничная уйдет, хмыкнула: «А вот как получилось. Константин, по слухам, тайно отрекся от престола. Это нам только на пользу пойдет».

У вазы лежал конверт, на котором изящным почерком, было написано: «Мадемуазель Бенджаман, в собственные руки».

Юджиния взглянула на него: «Где-то я видела этот почерк». Она опустила записку  - на лестнице уже слышались голоса родителей.

После чая невестка села за рояль, устроив рядом детей. Тео прошла в свою спальню. Она потрогала конверт. Почерк был тот же, что и почти тридцать лет назад - красивый, решительный, твердый, с чуть наклоненными вправо буквами.

Женщина посмотрела на икону Богородицы, что стояла на ее туалетном столике. Отчего-то перекрестившись, зашуршав пышными юбками пурпурного шелка, Тео  опустилась в кресло. «Петя сказал, - вспомнила Тео, - из Киева дальше поедет. Его приятель  там полком командует, его превосходительство Муравьев-Апостол. Повидается с ним, заберет Джоанну и вернется домой. Скорей бы, Господи, мы уж и соскучились, - она вздохнула и повертела в руках записку.

-Марта им пистолет показывает, - услышала она ласковый голос мужа. «И о Вандее вспоминает, и она, и Питер. Я тоже,  - Федор наклонился и поцеловал ее темные волосы, - кое-что им рассказал, из тех времен. Как я Мишеля и тебя из Парижа увозил. Это от него? - Федор посмотрел на конверт. «Почерк какой-то знакомый».

-Да, - Тео медленно вынула письмо, - я все никак понять, не могу, где я его уже видела. На первой записке, но ведь и потом тоже. Теодор, - она положила на колени листок, - так и не развернув его, - Теодор, но ведь если он тридцать лет не писал, то…- темные глаза посмотрели на Федора. Тот подумал: «Господи, каждый раз, будто там, на сцене я ее вижу. С первого взгляда  и навсегда».

Букет белых роз стоял на ореховом столике у постели. Тео вздохнула и начала читать - глубоким, красивым голосом.

-Моя дорогая мадемуазель Бенджаман! Простите, что я к вам так обращаюсь, но, когда я вас встретил, вы еще выходили на сцену под этим именем. Я позволю себе смелость называть вас именно так.  Моя  жизнь подошла к своему концу. Покидая этот мир, я должен признаться, мадемуазель Бенджаман, что я был счастлив только сознанием того, что вы существуете в нем. Спасибо вам за то, что вы дали мне прикоснуться к вашему таланту. Это, к сожалению, последние цветы, которые я вам посылаю, мадемуазель Бенджаман. Да хранит вас Господь, - вас и ваших близких. Знайте, что я оставил своему брату распоряжение - всегда и во всем помогать вашей семье. Остаюсь вашим преданным слугой и почитателем, с неизменным уважением и вечной любовью. Александр.

Она, так и держа письмо в руке, расплакалась - крупными, быстрыми, прозрачными слезами. Тео вспомнила высокого, белокурого юношу, что стоял за кулисами Эрмитажного Театра с букетом роз. Стерев слезы со щек, помотав головой, она шепнула: «Теодор..., Так это был он, все  это время..., Господи, - Тео перекрестилась, - вечная ему память.

Федор встал на колени и обнял жену: «Я его понимаю, любовь моя.  Понимаю, правда. Я ведь тоже с той поры, как в первый раз тебя увидел, больше и думать ни о ком не мог, никогда. Иди ко мне, - он поцеловал ее гранатовые, сладкие губы, вдохнул запах роз. С порога раздался звонкий голос Степы: «Бабушка, дедушка! Бабушка Марта рассказала мне о моем крестике  - ему две сотни лет».

-А то и больше, - Федор поднялся, опираясь на трость, - он все еще прихрамывал: «Господи, уже и нет никого. Иосиф погиб, Мишель тоже, Давид умер. Они меня спасли тогда. А я живу, восьмой десяток мне, а живу. Увидеть бы, как Степа растет, с другими внуками повозиться. Моше, бедный, тоже погиб, Хоть сын его женился, дети появятся. У Аарона ребенок, на старости лет».

Ханеле писала ему, - из Святой Земли, - писала и ее дочь. «Пожалуйста, не волнуйтесь, дядя Теодор, - читал он изящный почерк, - у нас тихо. Я живу на мельнице, учусь, вожусь с хозяйством, так что все в порядке».

-Такая же, как ее мать, конечно, - думал он, сжигая очередное письмо. «За них можно не беспокоиться, они нас всех переживут».

-Пошли, - Федор подхватил внука, - расскажу вам о предках наших, о Смутном Времени, о том, как они после этого в Италию уехали. 

Тео проводила мужа взглядом. Бережно положив письмо императора в шкатулку, она подошла к окну. Было уже совсем темно, только на западе, над устьем Невы, виднелась тонкая, тусклая полоска вечернего света  - солнце почти село. Шпиль Петропавловской крепости, видневшийся над деревьями Летнего Сада, чуть поблескивал, лед на реке отливал красным. Тео, вздрогнув, запахнула кашемировую шаль: «Будто кровь».

-Милая моя Женечка, - читала Юджиния, протянув ноги к огню.