Юджиния только кивнула, глядя лазоревыми глазами на метавшихся в голубом, ярком, утреннем небе, чаек. Грозы прекратились, потеплело, и женщина подумала: «Ехать будет хорошо, дороги уже сухие. Да что это я, нам еще не разрешили последовать за Петей. Господи, все равно, спасибо, спасибо тебе».
Получив письмо от императора о помиловании, свекровь выстояла ночь на коленях перед иконами. Ранним утром, зайдя к Юджинии, Тео велела: «Богородицу возьмешь туда, в Сибирь. И шпагу ему привезешь».
-Тетя Тео, - Юджиния всхлипнула, - император написал, - лишение чинов и дворянства, гражданская казнь и ссылка в Сибирь навечно. Я, может быть, и не увижу Петю больше, - женщина расплакалась, - кто знает, как там все будет.
-Господь милостив, - Тео присела рядом с невесткой и привлекла ее к себе. «Видишь, жив Петя. А что дальше случится, - она помолчала, - то в руке Божьей. Сама знаешь, мать твоя не остановится, пока мы все в безопасности не окажемся. Если не Пете, так сыну твоему - и сабля пригодится, и образ Богородицы. Они в семье с незапамятных времен были, а мы, - Тео вздохнула, - мы после тебя двинемся в Сибирь, как ты нам напишешь, где вы оказались».
Они ничего не знали. Федор, рассматривая карту, хмуро сказал: «Понятно, что их за Байкал отправят. Скорее всего, в Читу, а оттуда далее на север. Надо через Екатеринбург ехать, а потом в Иркутск. Ничего, - он погладил внука по голове, - и в Сибири люди живут».
Степа уже выбрал игрушки, что хотел взять с собой. Ему только было жалко, что бабушка Марта и дедушка Питер не едут с ним. Однако бабушка Марта, подмигнув ему, лукаво заметила: «Посмотрим, дорогой мой, посмотрим. Может быть, и встретимся».
Тогда, в спальне, Юджиния прижалась щекой к плечу свекрови, вдыхая запах роз: «Я к императору поеду, после свидания, буду молить его, пусть разрешит мне за Петей последовать. Так жаль, тетя Тео, так жаль, что только вас к Пете пустят, я бы так хотела его увидеть...»
Дверь заскрипела, мать, - в утреннем, светлом платье, села по другую сторону от нее. Марта твердо велела: «Слушай».
Свекровь и мать говорили. Юджиния, зардевшись, пробормотала: «За ними следят, как же это..., И мне никто свидания не давал, не позволят...»
-Твой свекор, - мать взяла ее руку, - к генералу Сукину ездил, они вместе сражались. Комендант сказал - закроет на это глаза. У вас полчаса будет, наедине. Только кандалы с него не снимут, - мать вздохнула, - не положено. Сначала он с родителями и сыном увидится, а потом с тобой. В глазок смотреть не будут, - мать, внезапно, улыбнулась. «Насчет Джоанны ему скажи. Может, и правда, как-то удастся связаться с полковником Пестелем. Того-то вешать будут, - Марта помрачнела. «Потом тебя проводим, и сами уедем. Думаю, Георг к тому времени как раз ноту пришлет».
-Сейчас как раз время, - Юджиния, все еще краснела. «Господи, если получится, то дитя в конце зимы родится. Дядя Теодор рассказывал - там морозы жестокие. Ничего, - ласково подумала она, - справлюсь. Нас оттуда вызволят, обязательно».
Они зашли во двор, в сопровождении жандармов. Сукин, поклонившись дамам, тихо сказал Федору: «Пусть невестка ваша пока у моего дома погуляет, потом, - генерал улыбнулся, - мы ее позовем».
-Папу с мамой сюда не пустили, конечно, - грустно подумала Юджиния, идя через вымощенную булыжником площадь. «Они ведь иностранные подданные». Она обернулась - сын шел к Алексеевскому равелину, держа за руки бабушку и дедушку. Юджиния перекрестила его рыжую голову. «Высокий он какой, - улыбнулась она. «Пять лет, а уже как восьмилетний. Тетя Тео рассказывала, Петя тоже такой был».
Она посмотрела, вдаль и застыла - на зеленой траве кронверка стояла виселица. «Какая она огромная, - Юджиния заставила себя не плакать. «Ее с моста будет видно. Его, конечно, не достроили еще, но все равно - народ придет».
В крепости было тихо, солнечно. Она, завязав потуже ленты черной, траурной шляпы, оправила платье: «Помоги нам, Господи. Не оставляй нас милостью своей. Если Ты моего мужа спас, то дай нам дитя, пожалуйста».
Степа, проходя мимо крохотного садика, - две березки, куст смородины, и чахлая травка, - звонко спросил: «Господин генерал, а папа здесь гуляет? Или нельзя ему?»
Сукин посмотрел на мальчика: «Одно лицо с Петром Федоровичем, конечно. И глаза такие же - голубые, яркие. Будто солнце в них играет».
-Ему нельзя, милый, - ответил комендант, ожидая, пока им откроют дверь, - но вот в Сибири можно будет.
-В Сибири снега много, - вспомнил Степа, - и он долго лежит. Крепости буду строить.
Он сидел на коленях у отца, прижавшись головой к его плечу, и, всхлипывая, устраиваясь удобнее, шептал ему: «Папочка, милый, я так скучал, так скучал..., Но ничего, мы с мамой к тебе приедем».
Тео тоже плакала, гладя сына по щеке: «Ты здесь такую бороду отрастил, милый, как в то время, когда в партизанах был. Не холодно тебе?- она потрогала шерстяное одеяло.