"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция (СИ)

- Проведу время до осени, - Любовь Григорьевна потянулась за персиком и разрезала его серебряным ножом, - Крассовский порекомендует врача в Ялте. Море, здоровый воздух..., - она услышала голос хормейстера:

- Господа, мы споем новую мелодию, - цыган и Волк взялись за гитары. Посетители стали аплодировать: «Просим, просим вас...»

- Он не русский, - Любовь Григорьевна прислушалась, - у него акцент, западный. Батюшка все проверил. Мистер Фрэнсис Вилен, американец, инженер. Нужна хорошая кровь, - вспомнила она слова отца, и тряхнула светловолосой головой: «Будет».

Рядом зазвучал перебор струн и его мягкий, неожиданно нежный голос:

- Милая, ты услышь меня,

Под окном стою, я с гитарою,

Так взгляни на меня, - Волк опустился на колени перед ней,

- Хоть один только раз,

Ярче майского дня, чудный блеск твоих глаз..., - у него перехватило дыхание.

Он еще не видел женщины красивей. Светлые, пышные волосы спускались на плечи, окутывали ее тяжелой волной, белые щеки немного разрумянились. Она сидела, закинув ногу на ногу, покачивая остроносой туфлей. На длинных пальцах не было колец. Волк сразу вспомнил:

- Салон Фаберже, на Кузнецком мосту, я видел. Рядом с гостиницей. Или фирма Бушерон, по соседству..., - Кузнецкий мост усеивали дорогие ювелирные магазины. Денег у Волка было много. Он успел сходить в отделение Лионского кредита, на Ильинке, и перевел аккредитивы в наличные рубли. На ее белоснежной шее играли, переливались темно-синие сапфиры. Женщина улыбалась. Макс закончил петь, и выдохнул, зал закричал: «Браво!». Она протянула Волку красивую, ухоженную руку:

- Спасибо, милостивый государь. Садитесь, - легко кивнула Любовь Григорьевна, - я хочу выпить с вами, на брудершафт. Знаете, что это такое? - в ее голубых глазах Волк увидел смешливые искорки.

- Шампанского для всех! - велел он, отдавая цыгану гитару. Под струны Макс засунул две купюры по сотне рублей, примерно половину месячного жалования пана Крука, как смешливо понял Волк. Он, едва слышно, сказал:

- Одна для вас, а вторая для хора. Спасибо..., - цыган подмигнул ему и пошел к фортепиано.

Волк все не мог поверить, что она сидит рядом:

- Знаю, сударыня..., - он сглотнул, женщина рассмеялась:

- Меня зовут Любовь, Любовь Григорьевна. А вас? - Волк, внезапно, разозлился:

- Даже имени настоящего назвать нельзя. Хватит, - он склонился над ее рукой. Макс чуть не застонал, так это было хорошо. У него были горячие, ласковые, сухие губы. Любовь Григорьевна услышала его частое дыхание:

- Бокал шампанского и я его отсюда увожу. Я и сама..., - она заставила себя успокоиться, - сама соскучилась..., - в ее положении было опасно приближать к себе любовников. После смерти второго мужа Любовь Григорьевна жила, усмехалась про себя женщина, как в скиту.

- Надо потом найти женатого мужчину, - решила она, - адвоката, врача..., С ними безопаснее. Они сами не заинтересованы в огласке. Не говорить ему, кто я такая, разумеется. Крассовский объяснял, что для женского здоровья это полезно. Так и сделаю, - она подняла бокал богемского хрусталя:

- Вы не представились, милостивый государь, - она вскинула бровь и Волк покраснел:

- Простите. Максимилиан де Лу, я живу в Швейцарии, в Женеве..., - Макс решил:

- Хватит. Наплевать на царя, на Интернационал, на Россию, и на весь мир, вместе взятый. Продам квартиру, куплю особняк, у озера, увезу туда Любовь и будем растить детей. Я ей покажу весь мир, Париж, Лондон, Венецию, она получит все, что пожелает..., - сухое шампанское кружило голову. Она лукаво сказала:

- Я не певица, месье Максимилиан, но иногда хочется..., - женщина повела рукой, - хочется чего-нибудь отчаянного, дерзкого, и я приезжаю в ресторан..., Как сейчас, - ее темно-красные губы едва касались края бокала. Макс, было, решил отвезти Любовь в гостиницу Дюпре, но потом вспомнил скромный номер. Он сжал зубы:

- Завтра перееду в «Славянский базар», на Никольскую, возьму лучшие комнаты..., - Волк коснулся пальцами ее запястья:

- Все, что угодно, Любовь. Все, что вы хотите. Пока я жив..., - от него пахло осенним, дымным лесом. У него была уверенная, твердая рука.

Любовь Григорьевна, краем глаза увидела, как он оставляет шесть сотенных купюр метрдотелю: «Интересно. Никакой он не Вилен, и не американец. Он потерял голову, назвал свое настоящее имя..., Впрочем, какая мне разница? Через две недели я буду в Мисхоре и никогда его больше не увижу. Он из радикалов, это понятно. А, может быть, - Волкова замерла, - нашего толка человек, но с запада. Хотя нам ничего не сообщали, - варшавские коллеги предупреждали Григория Никифоровича о визитах в Москву европейских гастролеров.

Любовь ждал закрытый экипаж. Она рассмеялась, по-хозяйски взяв Волка под руку:

- У меня дача неподалеку, в Петровском парке. Будьте моим гостем, месье Максимилиан..., - Волк, усаживая ее в ландо, сомкнул руки на тонкой талии. Корсета, с этим цыганским нарядом, женщина не носила. Он бережно привлек ее к себе: