"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция (СИ)

Коля, хоть и не был монахом, но богослужение вел отменно, и стал в молельне за уставщика. Он знал и Евангелие, и труды отцов церкви, и жития святых.

- Способный мальчик, - ласково думал Арсений, - когда пострижется, надо его в Австрию переправить, в Белую Криницу. Пусть дальше учится, станет священником, епископом..., - он смотрел в лазоревые глаза юноши: «Мы его не оставим».

Коля лежал под сукном, устроив голову на левой руке. Ночью, ворочаясь на лавке, юноша понял, что ему так привычней.

- Должно быть, и, правда, - возы двинулись, - я с Белого моря. Святой отче говорил, там жизнь вольная. Нет чиновников, нет жандармов..., - кто такие чиновники и жандармы, Коля, сначала, не мог понять. Игумен, с пером в руках, ему объяснил.

- Законы, - Коля нахмурился, глядя на Арсения, - я это слово помню.

У него опять заболела голова, и Коля решил:

- Потом. Мне надо выздороветь, понять, кто я такой..., - ему становилось легче, когда он молился или читал Библию. Когда Коля почувствовал себя лучше, он сказал Арсению: «Дайте мне послушание, святой отче. Что я за уставщика, - Коля покраснел, - этого недостаточно. Братия руками работает, и мне тоже надо..., - он стал помогать келарю. Впрочем, келарни в подпольном монастыре и не было, только закуток рядом с русской печью. Питались они подаянием от благодетелей. Коля месил тесто, пек хлеб, чистил овощи, убирал со стола.

Под сукном было тепло, уютно. Коля положил руку на старый, восьмиконечный крестик. Игумен сказал им, что придется потерпеть. Они должны были ехать по Ярославской дороге весь день. За тридцать верст от Москвы, в темноте, возы останавливались на привал.

- Костер разожжем, - весело заметил настоятель, таская тюки, - чаю напьемся, с хлебом, Господу помолимся..., - возчики тоже были из Рогожской слободы. В Ярославле Арсения и братию ждали. В трюме торговой баржи, они отправлялись на север, к реке Ветлуге, в глубины лесов. Арсений хотел найти оставшиеся скиты на Печоре, или построить собственную обитель.

Коля задремал, видя маленький, рубленый скит, зеленые всходы на огороде, слыша звук била, зовущего к молитве.

- Как хорошо, - понял он, - как спокойно.

Над Москвой поднимался ранний, летний рассвет, когда обоз подошел к Троицкой заставе. Очереди еще не было. Жандармы, зевая, проверили у возчиков бумаги, подняли, для порядка, пару тяжелых тюков, и махнули: «Проезжайте!»

Телеги потянулись на северо-восток, на Ярославскую дорогу. Под мерное покачивание повозки Коля крепко заснул.

Федор Петрович не стал переезжать из полицейского управления на Остоженку. Зайдя в комнаты, увидев вещи старшего сына, он, едва справившись с собой, велел жандармам:

- Оставьте меня, я сам..., - Воронцов-Вельяминов помолчал, - сам здесь все..., - он не закончил и подождал, пока закроется дверь. Федор не хотел, чтобы кто-то видел, как он плачет. Он всхлипывал, складывая костюмы, убирая книги Коли. Федор прошел в умывальную и вытер лицо. В венецианском зеркале отразились покрасневшие, усталые глаза. Вещи он оставил в передней, распорядившись отправить багаж в Санкт-Петербург.

- Бедным отдам, - решил Федор, - а книги в библиотеку университетскую. Надо пожертвование сделать, отцу Иоанну, в память о Коленьке.

Тело сына не обнаружили. Федор велел прекратить поиски. Москва-река была огромной, труп могло отнести ниже по течению, к месту слияния Москвы и Оки. Он не мог называть Коленьку так, но приходилось. Федор приказал сообщать обо всех утопленниках. Змея тоже пропала, ни на вокзалах, ни на заставах она не появлялась. Из Царского Села пришла телеграмма от государя. Федор, читая ее, в своем кабинете, неожиданно расплакался.

- Дорогой Федор Петрович, - писал император, - я тоже отец, потерявший сына. Я чувствую вашу боль, и скорблю вместе с вами. Пожалуйста, знайте, что я молюсь за упокой души Николая Федоровича, и жду встречи с вами, чтобы утешить, и поддержать вас, в вашем горе.

Федор спрятал телеграмму в блокнот:

- Он всегда говорил, что мы с ним похожи, будто братья. А теперь..., - он достал шелковый платок, -еще больше стали похожи. Оба старших сыновей потеряли, безвременно. Коленька, Коленька..., -Федор собирался вернуться в столицу, вместе с императором. Александр не стал настаивать на том, чтобы Воронцов-Вельяминов присутствовал на венчании:

- Хорошо, - вздохнул Федор, - буду работать. Саша, к августу, с Урала приедет. Бедный мальчик, единственного брата потерять. Надо ему жениться, - Федор взял черный пиджак и застегнул пуговицы, - когда траур закончится. Двадцать три года, дипломированный инженер, любимец Менделеева, пишет диссертацию..., Тянуть незачем. И я Анне предложение сделаю, к Рождеству. На Красной Горке можно обвенчаться..., - Федор вспомнил ее серые, огромные глаза, черные, немного вьющиеся волосы: