"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция (СИ)

- Ему незачем, - Воронцов-Вельяминов, медленно, шел по пустынной аллее, - мы нужны друг другу. И мы родственники, - он усмехнулся, - хотя пан Вилкас, как и я, не страдает сентиментальностью. Он, не моргнув глазом, подорвал мужа своей тети..., - Федор остановился и вдохнул кружащий голову аромат цветов. Он вспомнил парк в Баден-Бадене, большие, прозрачные глаза мадам Гаспар, маленькую руку, что лежала в его руке.

- Она была моей, - упрямо подумал Федор, - что бы она там ни говорила. Она целовала меня, обнимала..., - пышная зелень кустов усеивали мелкие, белые цветы.

- Жасмин, - понял Федор, - жасмин расцвел. Это ее запах, я помню..., - перед глазами встала спальня в Баден-Бадене, полутьма, ее светящиеся, бронзовые волосы. Он услышал нежный шепот и встряхнул рыжеволосой головой:

- Она притворялась. Теперь она здесь, и я ее никуда не отпущу. Она отдаст мне дочь и сдохнет где-нибудь в Шлиссельбурге, в безвестности, в одиночной камере.

Федор, сначала, хотел просто пристрелить невестку, но потом решил:

- Нет. Она станет приманкой. Надо залучить сюда этого..., - он поморщился, - моего племянника. Такой Воронцов-Вельяминов мне не нужен. Наверняка, сын своего отца. Степан на кого только не работал..., - Федор заставил себя не думать о Коленьке. Император присутствовал на отпевании, в маленьком приделе воскрешения святого Лазаря, в домовой церкви Кремлевского Дворца. Федор не хотел пышной службы. Он стоял со свечой в руке, не стирая слез с лица:

- Бывают чудеса. Иисус воскресил Лазаря. Господи, я прошу Тебя, - Федор опустился на колени, - пусть Коленька вернется домой. Пусть он выживет..., - после службы они долго сидели с императором в его кабинете, за чаем, вспоминая старших сыновей.

- Коля даже помолвлен не был, - горько сказал Федор Петрович, - такой молодой. Я хочу Сашу женить, ваше величество, - он посмотрел в голубые глаза императора, - у вас внуки есть. Пусть и у меня появятся..., - Федор признался, что собирается сделать предложение молоденькой девушке. Царь, ласково улыбнулся:

- Совсем, как я, Федор Петрович. Конечно, Екатерине Михайловне за тридцать, - Александр затянулся папиросой, - у нас трое детей..., Сами понимаете, - он привольно откинулся в кресле, - я не могу не обеспечить ее будущее. Это моя обязанность, как государя, как отца ее потомства…

- Он ей будет изменять, - понял Федор.

- У него глаза такие. Я его хорошо знаю, столько лет рядом. Женится, но верность хранить не станет..., -Федор понимал, что его содержанка все еще надеется на венчание, хотя Верочке тоже было за тридцать. На квартире, где они встречались, женщина вела хозяйство. Она всякий раз накрывала на стол, хлопотала над Федором. Он вспомнил дымные, серые глаза Анны, ее тонкую талию:

- Найму слуг. Достаточно с меня такой жизни. Я буду баловать Анну, возить ее в Европу…, Она даже не зайдет на кухню. Станем воспитывать детей, жить душа в душу..., - Федор был уверен, что девушка примет предложение. Он собирался объясниться на Рождество и назначить венчание, в Пантелеймоновской церкви, на весну.

- На медовый месяц поедем в Венецию, в Швейцарию, к озерам..., - он представлял себе Анну в гондоле, в огромной спальне палаццо где-нибудь на Большом Канале, - навестим ее матушку.

Император обещал, что осенью следующего года Федор получит пост министра внутренних дел. Он, счастливо подумал:

- Мне шестидесяти нет. У меня лет двадцать впереди, а то и больше. Увижу, как Любаша обвенчается..., - в кабинете царя, он напомнил себе, что надо пригласить пана Вилкаса на встречу.

- За деньги, - сказал Федор, - он все, что угодно сделает. Он мне нужен.

Федор остановился в конце аллеи и прислушался. В записке он отметил на плане Петровского парка место встречи. Федор понял:

- Впервые мы с ним увидимся, лицом к лицу. Впрочем, я его рассмотрел, в Париже. А он со мной ни разу не сталкивался.

Федор, отчего-то сунул руку в карман пиджака и погладил рукоять револьвера: «Хотя, может быть, я просто я об этом не знал. Юджиния никому не сказала, о музее, я уверен. Она меня до сих пор боится, и правильно делает, - в кустах сирени раздался какой-то шорох. Федор замер.

Дача была пуста. Волк уткнулся в наглухо закрытые ворота, однако его это не остановило. Он перебросил саквояж через каменную ограду и перелез на лужайку. Здесь, позавчера, они с Любовью Григорьевной играли в английский лаун-теннис. Женщина надела короткое, по щиколотку, светлое платье для прогулок, волосы прикрывала соломенная шляпка, локоны падали на стройную спину. Она смеялась, отбивая мячи, а потом бросила ракетку на зеленую траву:

- Я разгромлена и покорно отдаюсь на милость победителя!

- Мы пошли в спальню..., - Волк сжал кулаки, - задернули шторы, она шептала, что лучше меня нет никого на свете..., - он поднялся на террасу и осмотрелся. Исчезли даже плетеные кресла и стол, где они с Любовью завтракали, каждое утро. Волк достал из саквояжа отмычки и легко открыл парадную дверь.