Величайшее рабство (ЛП)

Внизу восхитительно заныло, и он притянул её к себе вплотную, двигаясь внутри. То, как она сидела на столе, мешало ему проникнуть дальше, и с каждым его толчком она выгибалась и придвигалась к нему. В итоге она подобралась к самому краю, раскрываясь перед ним, и со следующим рывком он вошёл глубже, со стоном и содрогаясь всем телом. Не было в мире ничего чудовищнее и отвратительнее этого — как он погружался в неё, заставляя всё тело звенеть от наслаждения, и как его ладони обжигали, метили её, где бы ни касались — а касались они везде и всюду. Он толкнулся в неё, затем подался назад ровно настолько, чтобы не выйти полностью, и вторгся обратно на всю длину, до упора.

Руки его взметнулись к её шее, легли с обеих сторон под челюстью и сдавили горло. Галадриэль вновь испугалась, но следующий его толчок вытравил страх наслаждением столь ослепительным, что глаза закатились сами собой. И она вся затрепетала от шквала ощущений, стоило ему сжать трахею ещё немного. На толчке, что за этим последовал, она осознала собирающееся в ней напряжение и стала встречать рывки его бёдер своими, пока оба они, задыхаясь, не задвигались друг навстречу другу так свирепо, что затрясся весь стол, и с него опять что-то полетело на пол от той мощи, с которой схлёстывались их тела.

Халбранд отпустил её горло, и она прерывисто вдохнула. Он подтолкнул её лечь на стол и сам навис над ней. Его лицо было в крови, и Галадриэль с ужасом подумала, как же сейчас выглядит её собственное. Впрочем, его это не беспокоило — и даже подстёгивало, судя по тому, как благоговейно смотрел он, держа её голову в своей ладони и почти любовно гладя щёку большим пальцем.

Но вот он убрал руку от её лица и выпрямился. Просунул пальцы между их тел и принялся ласкать, двигаясь в ней ещё неистовее и жёстче, набирая скорость, от которой опять заходил ходуном стол. И чувствуя, как каждое трепетание, каждое содрогание, каждая пульсация наполняет всё её существо, она приподнялась на локтях и стала встречать всё, что он ей давал, толчок за толчком, пока не вытолкнуло её за край, в бездну ослепительного освобождения. Она исступлённо затряслась всем телом, сжимаясь на нём, и на краткий миг в дальнем уголке разума отметила явившее себя влажное тепло её удовольствия там, где соединялись их тела, пока он гнался за собственной разрядкой.

Забытие сокрушительного блаженства рассеялось, и она почувствовала миг, когда он кончил в неё — и её вдруг подняло на ещё один сладостный пик, вырывая из приоткрытых губ развратный стон, когда Халбранд остановился, стискивая её бёдра так, что наутро обязательно появятся синяки.

А потом всё разом закончилось.

Он вышел из неё, споткнулся о стол и схватился за него, чтобы удержаться на ногах. Она приподнялась в попытке сесть, но он уложил её обратно, прижав к столу ладонью чуть выше груди.

— Лежи, — приказал он, и в глазах его мелькнуло нечто невыразимое.

Она прищурилась и презрительно скривила губы. И, хотя всё это казалось унизительным, она вдруг поняла, что больше его не боится. Если он желал зачать с ней ребёнка, то уж наверняка не причинит ей ощутимого вреда, верно? Осознание этого придало ей храбрости. Травмирование противоречило самой идее сделать её вместилищем новой жизни, которую он собирался впустить в этот мир. Любая рана, а тем более серьёзное увечье, поставит под сомнение хрупкий шанс на то, чего он стремился от неё добиться.

Это стёрло всякий страх.

— Что, если я никогда не забеременею? — бросила она злобно. — Будешь продолжать до бесконечности? Не отпуская моего мужа, расхаживая среди моего племени под личиной моего возлюбленного?

Это его задело. Ноздри раздулись от гнева, и он наклонился к ней, весь трясясь и с перекошенным лицом. Схватил за подбородок, чтобы она точно не отвернулась.

— Я сделаю тебе ребёнка, — сказал он с намёком на ярость во внешне самоуверенном тоне. Наклонился ещё ближе — так, что лишь пара дюймов оставалась меж их лицами. — Пусть даже на это уйдёт целый век, Галадриэль — мне всё равно. — Голос его упал до шёпота, пальцы на подбородке расслабились и теперь едва ли удерживали её. — Желаешь, чтобы это длилось так долго? Продолжишь избегать меня, чтобы это растянуть? Будешь сопротивляться? Пока не минёт ещё сотня лет, которую твой возлюбленный Келеборн так и будет чахнуть в своей зловонной клетке, потому что ты слишком горда, чтобы его спасти?

Слова будто хлестнули по лицу. С тем же успехом он мог бы ударить её; она задрожала, а глаза защипало. Моргнула, и сорвавшиеся слёзы обожгли виски. Тогда черты его лица смягчились — словно он был любящим мужем, старавшимся утешить и уберечь от невзгод. Он отпустил её подбородок и погладил большим пальцем по скуле, нежно вытирая слёзы.

— Тише, тише, — проговорил он и прильнул к её губам лёгким поцелуем. Отстранившись, он выглядел встревоженным, но она ему не поверила. — Я не хочу делать больно, Галадриэль.

Она посмотрела на него с ненавистью, уже не в силах сдерживаться. Нервы были на пределе.

— Эта боль — не в счёт?