Величайшие русские пророки, предсказатели, провидцы

Я было забыл уже об этом случае: в день со мной разговаривали, просили моей помощи, советовались три-четыре человека. И в этом калейдоскопе лиц затерялось усталое доброе лицо, тоскующие глаза матери, потерявшей сына. И конечно же сейчас я не смог бы вспомнить о ней, если бы не продолжение этой истории.

Месяца через полтора получаю телеграмму: «Срочно приезжайте». Меня вызывают в тот город, где я был совсем недавно. Приезжаю с первым поездом. Выхожу из вагона — на вокзале толпа. Только ни приветствий, ни цветов, ни улыбок — серьезные, неприветливые лица. Выходит молодой мужчина:

— Вы и есть Мессинг?

— Да, Мессинг это я.

— Шарлатан Мессинг, думаю, не ожидает от нас доброго приема?

— Почему я шарлатан? Я никогда никого не обманул, не обидел.

— Но вы похоронили меня живого!

— Я не могильщик.

— И чуть-чуть не загнали в гроб вот эту женщину. Мою бедную мать…

Смутно припоминаю ее лицо, виденное мной. Спрашиваю:

— Все-таки кого же я заживо похоронил?

— Меня! — отвечает молодой мужчина.

Пошли разбираться, как это всегда в таких случаях было в еврейских местечках, в дом к раввину. Там я вспомнил всю историю.

— Дайте мне, — прошу женщину, — то письмо, что вы мне тогда показывали.

Раскрывает сумочку, достает. В том же синем конверте, только пятен от слез прибавилось. По моей вине лились эти слезы! Смотрю я на страницы с расплывшимися чернилами и еще раз прихожу к убеждению: умер человек, написавший это письмо, умер человек, написавший «твой сын Владик». Но тогда кто же этот молодой мужчина?

— Вас зовут Владик?

— Да, Владислав.

— Вы собственноручно написали это письмо?

— Нет.

Для меня это «нет» как вспышка молнии, озаряющая мир.

— А кто его написал?

— Мой друг. Под мою диктовку. У меня болела рука. Мы с ним вместе лежали в больнице.

— Ясно. Ваш друг умер?

— Да. Умер. Совершенно неожиданно. Он был совсем нетяжело болен.

Обращаюсь к женщине:

— Пани, простите мне те слезы, что вы пролили после нашей встречи. Но ведь нельзя знать все сразу. Вы мне дали это письмо и сказали, что его написал ваш сын. Я вижу обращение «мама» и подпись «твой сын». И вижу, что рука, написавшая эти слова, мертва. Вот почему я и сказал, что сын ваш умер».

Самое известное предсказание, едва не стоившее Мессингу жизни, он сделал в конце тридцатых годов. Дело было на одном из выступлений в варшавском театре, в присутствии многочисленной публики, как всегда и бывало на сеансах Мессинга. Отвечая на один из заданных вопросов, он сказал, что Гитлер плохо кончит, если и как только нападет на Советский Союз.

Это предсказание знаменитого медиума наутро напечатали на первых страницах все варшавские газеты. А вскоре польские газеты с предостерегающим и грозным пророчеством уже лежали на рабочем столе Гитлера. Фюрер всегда увлекался мистицизмом, имел группу личных астрологов и вообще на предсказания реагировал нервно. Узнав о предсказании Мессинга, он впал в ярость, назвал его врагом рейха и своим личным врагом и пообещал награду в 200 000 марок за голову этого еврейского медиума. Тогда Мессинг лишь посмеялся над угрозой Гитлера.

Но первого сентября 1939 года все резко изменилось. Началась война! С запада в Польшу хлынули немецкие войска. А с восточных границ наступала Советская армия. Польская кавалерия известна своей храбростью и выучкой, но что может сделать кавалерия против броневой мощи танков? Войска фюрера стремительно продвигались на восток, 27 сентября фашисты уже оказались в Варшаве. Всех членов семьи Мессинга отправили в концлагерь, в страшный Майданек, там они и погибли. Вольфу удалось скрыться и избежать участи своих близких. Он остался в Варшаве, жил по поддельным документам, прятался. И видел на улицах листовки с обещаниями крупной награды за его голову.

Его не выдали, но однажды Мессинга остановил немецкий патруль и потребовал предъявить документы. Офицер, главный в патрульной группе, узнав Мессинга, для большей уверенности подвел его к висевшей на стене листовке, сравнил портрет с оригиналом и, убедившись, что не ошибся, резким ударом впечатал лицо предсказателя в стену.

В жандармерии, куда его доставили с шестью выбитыми зубами, оглушенного, Мессинг отчетливо осознал уготованное ему будущее — концлагерь и смерть. Положение казалось абсолютно безнадежным. Выхода не было. И все же Мессинг сумел спастись.

«Сидя в карцере полицейского участка, я понял: или я уйду сейчас, или я погиб. Я напряг все свои силы и заставил собраться у себя в камере тех полицейских, которые в это время были в помещении участка. Всех, включая начальника и кончая тем, который должен стоять на часах у входа. Когда они все, повинуясь моей воле, собрались в камере, я, лежавший совершенно неподвижно, как мертвый, быстро встал и вышел в коридор. Мгновенно, пока они не опомнились, задвинул засов окованной железной двери».

Сломя голову он ринулся к лестнице, побежал было вниз, но снизу доносились голоса, тогда он рывком распахнул окно на лестничной площадке и выпрыгнул со второго этажа. Он не сломал ни рук, ни ног, но удар о мостовую потом всю жизнь напоминал о себе сильными болями в ногах и пояснице.