Величайший блеф. Как я научилась быть внимательной, владеть собой и побеждать

А бывает и наоборот: игрок становится боязливым. Он дорожит оставшимися у него фишками и уже не решается блефовать по-крупному или играть, когда на кону много денег. Это – закономерность типа “если – то”, а не попытка вычислить, что означает внезапный изгиб брови или подергивание носом. И не нужно тысяч часов, чтобы научиться распознавать такие закономерности, достаточно нескольких ситуаций, которые Уолтер Мишель назвал бы диагностическими.

За покерным столом становится ясно, что вы за человек. Каковы ваши “багаж” и опыт, насколько тверда вера в себя, какие стереотипы вами правят. Рано или поздно все это покажет себя в динамике.

Вообразите такую сценку. Мне шесть лет, я гуляю на детской площадке на заднем дворе субсидированного дома, куда мы только что переехали. Площадка не представляет собой ничего особенного: качели, горка и железная лесенка, чтобы лазить, качаться и валять дурака. Вот на этой-то лесенке для меня свет клином сошелся. Я отчаянно мечтаю забраться по ней и, зацепившись коленками, беспечно повиснуть вниз головой, болтая руками на полпути до земли, глядя на мир вверх тормашками. Мои старшие сестры делают это с легкостью. Господи, как же мне хочется присоединиться к ним (хотя я ни за что в этом не признаюсь)! Я чувствую себя глупой трусихой. Одна из сестер дразнит меня, и я делаю, кажется, уже сотую попытку. Сажусь на верхней перекладине. Медленно сползаю, чтобы она очутилась у меня под коленками, как это делают сестры. Начинаю отклоняться назад… но не могу отпустить лестницу. Руки отказываются слушаться. Я застреваю и, в который уже раз, сдавшись, подтягиваюсь обратно. Я ничего не могу с собой поделать. Мне ужасно страшно, что ноги подведут меня и я полечу вниз, головой об асфальт. Меня преследует мысль о том, что я сломаю себе шею, и о том, как глупо будет вот так умереть.

– Зайчиха-трусиха! – орет какой-то мальчишка.

Он прав. Я знаю. Я и до сих пор так и не смогла повиснуть вниз головой на лазалке. Я стояла на голове и на руках, ныряла и ходила по бревну, но детская площадка так и осталась непокоренной высотой. Я зайчиха-трусиха. По шкале склонности к риску, где ноль – “никогда не рискует”, а десять – “всегда стремится рисковать”, это примерно два ниже нуля.

И при всем при этом, когда я училась в колледже, я решила ради дипломной работы отправиться в Грузию, причем в то время, когда там шла гражданская война. Понимаете, я хотела изучить психологию принятия решений в действии, посмотреть, как реальные люди и реальные лидеры реагируют в условиях кризиса – настоящего, а не смоделированного в лаборатории. И вот я, вооружившись блокнотом, полетела через пол земного шара, наняла телохранителя и отправилась в прямом смысле на фронт. Какой оценки по шкале риска я заслуживаю после этого?

А после того, как я поставила на паузу свою карьеру в “Нью-Йоркере” ради игры в покер? А при том, что я настолько боюсь ездить на мотоцикле или летать на вертолете, что заставить меня может только безвыходная ситуация? Или при том, что я перебралась жить к моему нынешнему мужу всего через два месяца после того, как мы познакомились? Или при том, что я ни разу в жизни не пробовала наркотики, даже травку не курила, опасаясь, что у меня возникнет зависимость на уровне нейронов? По итогам всего этого, кто я: рисковый человек или наоборот?

Ответ, как объяснил бы Уолтер, заключается в том, что все зависит от обстоятельств. Бессмысленно говорить об этом в отрыве от реальности. Но за покерным столом, как оказалось, мой профиль или, как называл бы это Уолтер, поведенческий почерк, проявляется в полной мере. Возможно, Блейк подметил небольшие физические проявления, которые могут меня выдать, – и я приложу все усилия, чтобы от них избавиться. Но психологические теллзы могут быть более показательны. Я теряюсь, когда риск невелик: в сомнительных ситуациях, когда более агрессивный игрок может поднять или ответить, я сбрасываю карты. Но в правильных обстоятельствах я склонна отчаянно блефовать, ставя на кон свою жизнь на турнире. Понаблюдав за мной день за карточным столом, можно узнать о моей склонности к риску больше, чем известно людям, знакомым со мной всю жизнь. Драматические события целой жизни способны уместиться в такой день. За игорным столом прокручиваются в спрессованном виде годы ситуаций и обстоятельств.

Но самое интересное в этой динамике – это, простите, ее динамичность: сами участники игры меняют ситуацию. Психологический расклад изменчив, потому что игра не ограничивается картами и ходами. Эмоциональный опыт участников тоже имеет значение. И это палка о двух концах. Я веду себя иначе, если считаю, что люди иначе на меня реагируют, и наоборот. Я могу оценить степень риска совершенно не так, как в прошлой аналогичной ситуации. Это процесс постоянной подстройки.