Великая аграрная реформа. От рабства до НЭПа

Итак, взяли заложников. По истечении установленного срока — 2–3 часа — часть заложников на глазах у крестьян расстреляли. Это произвело совершенно ошеломляющее впечатление, из чего можно заключить, что раньше пугать и не делать было обычным методом власти. Сельский сход, который собирать не надо — уже собран, — тут же выдал нужный приговор, и все кинулись искать оружие и бандитов. И пусть результатом стали всего пара пойманных «зеленых» да штук пять винтовок, по тем временам даже не ничтожные результаты, а полный ноль, главное было сделано: получен приговор схода. С этой минуты население деревни, по меркам Антонова, стало коллективным предателем. Семьи расстрелянных, а также скрывшихся бандитов отправили в концлагерь, дома отсутствующих сожгли, имущество разделили между просоветски настроенными жителями.

Корреспондент: Зачем?

Е. Прудникова: Бандиты сплошь и рядом жили по деревням. Узнав о приближении отряда, они уходили в лес, а потом возвращались обратно. Дома жгли, чтобы им некуда было вернуться. Поскольку членов семей бандитов крестьянам принимать запрещалось под угрозой расстрела, то в итоге забота о семье ложилась на самих повстанцев — с таким обременением много не навоюешь. Семьи забирали по той же причине — чтобы людям из леса не к кому было прийти в селе, ну и в надежде, что бандит сам явится, чтобы выручить родных.

Затем оцепление снималось, позволяя крестьянам разнести весть о поведении отряда по окрестным деревням, и дальше на его пути мирской приговор получали сразу, а семьи, у которых кто-то был в банде, сами являлись на регистрацию. Так что населению одной-двух первых на пути отряда деревень считай не повезло, но в целом метод был эффективным и относительно бескровным.

Корреспондент: Ничего себе бескровным! Заложников брать, посторонних людей!

Е. Прудникова: Ну, во-первых, не совсем посторонних, а все же по разработкам ЧК. Кстати, по законам того времени за пособничество бандитам тоже полагалась смертная казнь. А во-вторых, население жило в обстановке террора, и в каждой деревне сочувствующих советской власти было убито уж всяко не меньше, чем расстреляно заложников, причем с семьями тоже не церемонились, в том числе и с детишками.

Корреспондент: А села жгли?

Е. Прудникова: Бывало, но не часто. Если это была бандитская база, если не удавалось добиться перелома в настроении населения — тогда людей выселяли, а населенный пункт предавали огню. В донесениях писали, что, хотя оружия не находили, в огне слышался треск рвущихся патронов и взрывы. Исключение делали для семей красноармейцев — их переселяли в другие деревни, в пустующие бандитские дома.

Корреспондент: А семьи коммунистов и советских работников?

Е. Прудникова: Какие в бандитских деревнях могли быть семьи коммунистов? Их давно убили, если они не успели убежать. Красноармейские — те могли отговориться мобилизацией, а чем отговорятся сельсоветчики и партийные?

Корреспондент: Кстати, а у Благонадеждина что-то сказано о красноармейских семьях?

Е. Прудникова: А я о чем говорю? Не сказано. Всех под одну гребенку: мужчин в концлагерь, остальных на улицу.

В некоторых деревнях жители восприняли приход отряда как долгожданный повод стать на сторону власти (тем более и продразверстку отменили), в других их заставили это сделать силой. Крестьяне даже в «бандитских» деревнях в массе своей не хотели платить за благополучие бандитов собственными жизнями, поэтому их в конце концов удавалось заставить помогать отряду, хотя бы номинально — искать оружие и спрятавшихся бандитов. Но ведь от них и требовалось номинальное сотрудничество — реально отловом бандитов занимались армия и сами отряды.

Показав местным жителям силу новой власти, красные уходили, напоследок помогая организовывать отряды самообороны и предупредив, чтобы при появлении бандитов сразу доносили в ЧК или звали на помощь ближайший красный отряд.

Корреспондент: И что — оборонялись, доносили?

Е. Прудникова: Это было в их интересах. У антоновцев с «предателями» разговор был короткий. Конечно, они могли войти в положение — а могли и не войти, устроить показательную экзекуцию. Проверять не очень-то хотелось, да и потом что — отшатнуться к антоновцам и снова красных ждать?

Практика показала, что метод «работы» с населением был выбран успешный. Он дополнялся амнистиями: сдавшимся бандитам была обещана жизнь, и действительно, если они были давно в банде, их арестовывали или высылали из губернии, если ничего не успели натворить — амнистировали — но сдавшихся не расстреливали. Правда, амнистии закладывали в деревню мины, которые рванут при коллективизации, а то и раньше, — но другого выхода тогда не было. Корреспондент: То есть эти амнистии потом аукнулись?