Великая эпидемия: сыпной тиф в России в первые годы советской власти

6.1. Первые вспышки болезни

В 1909 г. великий врач, эпидемиолог и микробиолог Николай Федорович Гамалея в Петербурге провел собрание коллег-врачей и ученых, посвященное вспышкам сыпного тифа и других заразных заболеваниях в ночлежных домах. Гамалея оценивал состояние здравоохранения последних лет царской власти как «печальное», он создал «общество ночлежных врачей» в Петербурге — полуофициальную организацию, задачей которой было контролировать распространение заразы в ночлежках[93]. Сыпной тиф, как было видно из небольшого исторического обзора об «огневой» болезни, не был редкостью, но к началу XX в. его скорее можно считать распространенным в маргинальных местах: в ночлежных домах, неблагополучных окраинах, трущобах и т. п.

И конечно, сыпной тиф в начале XX в. — болезнь солдатская.

Сыпной тиф появился в армии очень скоро после начала военных действий Первой мировой. Русские врачи это предвидели. Проблемы, которые им предстояло решить, были связаны с тем, как организовать транспортировку раненых и пленных в Россию, не допустив распространения тифа в городах.

Именно поэтому зимой 1914–1915 гг. бактериологи и представители врачебно-санитарных организаций по борьбе с заразными болезнями собрали совещание, на нем обсуждалось следующее.

Участие земств и городов в борьбе с заразными болезнями.

Организация госпитального лечения заразных больных.

Транспортировка заразных больных, изоляция и дезинфекция в поездах и распределительных пунктах.

Насекомые как передатчики заразы, дезинсекция.

Прививки.

Регистрация заразных больных[94].

Результаты совещания были одобрены Пироговским обществом врачей, резолюции совещания отпечатаны и разосланы по губерниям. Обратим внимание, что это первое подобного размаха врачебное совещание, посвященное исключительно сыпному тифу.

И вот здесь важно следующее: доктора все знали. Они предвидели эпидемию. Они отлично осознавали, что поезда — ахиллесова пята в системе контроля заболеваемости. Документы и доклады совещания явно свидетельствуют о том, что врачи, во-первых, прекрасно понимали, что поезда с фронта — это опасность для всех городов, во-вторых, видели, что тыл совершенно не приспособлен для принятия эпидемических больных. Дошло до того, что уже зимой 1915 г. (война еще только началась!) они обсуждают возможность использовать школьные помещения по всей России для размещения раненых и больных, так как больше коек нет, и даже зданий, которые были недавно построены для этих целей, недостаточно. Если раненым бойцам люди готовы были помогать, то к заразным больным (которых было не меньше, чем раненых) отношение было сдержанное: размещать эпидемических больных у себя в городе никто не стремился.

Врачи даже знали уже в 1915 г., какие города наиболее уязвимы перед эпидемией: очевидно, что это города, через которые шли эшелоны с фронта: Саратов, Астрахань, Царицын, Москва. Доктора бьют тревогу, говоря о неизбежности катастрофы. Важным дефектом подготовленности к эпидемии было отсутствие системы своевременного осведомления о движении эпидемии. Доктор Д. Н. Жбанков[95] говорил в докладе, что ни размещение больных, ни изоляция заразных больных в городах недостаточна. Здоровых больных от эпидемических также невозможно изолировать. Лаборатории для изучения заразы только начинают создаваться, дезинфекция «поставлена более или менее удовлетворительно», но эпидемические врачи «показаны только в Царицыне»[96]. Города не готовы к эпидемии, а катастрофа уже грядет. Д. Н. Жбанков делает вывод о том, что для предотвращения эпидемии необходимо активизировать работу: построить новые помещения, привлечь к работе все слои населения.

Доктор Н. П. Малыгин из Калуги рассказывал о том, насколько город был готов встретить эпидемию: в городе две дезинфекционные камеры, а на станции Сухиничи — где сходятся две ветки железной дороги — открыты питательные пункты, и ей уделено особое внимание. В Калуге на тот момент была единственная губернская земская больница, и для того чтобы разместить заразных больных, пришлось закрыть венерическое отделение (что тоже было опасно). Койки в больнице уже закончились. В уездных городах работы не проводилось. Военнопленные пребывали в ужасных условиях. Готовность к эпидемии в целом была очень слабая, а потому эпидемия сыпного тифа виделась врачу неминуемой катастрофой.

Нижегородский доктор А. И. Пирожников говорил о том, что в Нижнем Новгороде общее количество коек для раненых и больных было оборудовано на 9000 человек, есть лазареты и госпитали. Там было и несколько дезинфекционных камер, в том числе новинка — японская дезинфекционная камера. Петроградский врач Н. П. Васильевский настаивал на необходимости усиления согласованности противоэпидемических мер, так как изолировать города от военной заразы врачи не смогут.