Великая эпидемия: сыпной тиф в России в первые годы советской власти

Замечательный историк общественной мысли XIX в., публицист и писатель Р. В. Иванов-Разумник[104], в мемуарах, рассказывая о своем пребывании в тюрьме на Лубянке, говорил о страхе заключенных заразиться сыпняком. Чекисты, арестовав Иванова-Разумника, привели его в грязный полуподвал, по двум стенам которого были настланы деревянные нары. Попав в помещение, писатель не понимает, почему один из арестованных сидит у окна на стуле, закутанный в длиннополую шубу, притом что в подвале холодно не было. Человек сидел так, практически не двигаясь, несколько дней и ночей.

Через несколько минут Иванов-Разумник узнает в этом заключенном последнего — легендарного — владельца московских прохоровских мануфактур, Ивана Прохорова: «это был человек лет тридцати, настоящий богатырь, косая сажень в плечах, русский красавец с окладистой русой бородкой. На вопрос, почему тот не спит на нарах, как другие, Иван Прохоров отвечает: „На нары не ложусь потому, что там вошь кипит; в шубе сижу потому, что вошь меха не любит“». И показывает писателю объявление, которое выглядит в данных обстоятельствах почти смешно. В объявлении говорилось, что сыпной тиф развивается, что для борьбы с ним необходимо соблюдать чистоту, не жалеть мыла, почаще менять белье… Объявление заканчивалось по обычному большевистскому трафарету: «Все как один на борьбу с вошью!». При этом, говорит Иванов-Разумник, в камере на полу под сапогами хрустели насекомые. Несчастный бывший фабрикант ждал перевода в Бутырскую тюрьму, думая, что там лучше…

А в Бутырской тюрьме — Бутырке[105] — было хуже во сто крат: арестованных отправляли в соседнюю «общетюремную» больницу. «Там же во всей обнаженности была грабиловка и морильня». Весь медицинский персонал больницы лежал в тифу. В больнице, рассчитанной на 400 человек, лежало 700 тифозных, а заботиться о них было просто некому. Больных лечить не было возможности: бараки не отапливались, водопровод не действовал, весь уход за больными лежал на уголовных, перенесших тифы, сортировать больных было некогда и некому. Каждый день подвозили из всех Московских мест заключения все новых и новых лихорадочных, находившихся уже в беспамятстве тифозных. Один из заключенных вспоминает: «Грязных, немытых, обовшивевших больных складывали, как дрова, — одного возле другого, зачастую прямо на грязный пол, так как ни матрацев, ни кроватей, ни белья не хватало, да и не было. О дезинфекции вещей нечего было и помышлять: не было ни дров, ни воды. Зачастую часами и сутками лежали трупы бок о бок с бредящими и выздоравливающими больными. Нечего и говорить, что поголовно все больные, с каким бы диагнозом ни поступали в больницу, переболевали сыпным и возвратным тифом. Смертность была огромная. Мертвецкая была битком набита закоченевшими, голыми трупами, которых неделями не хоронили: не хватало даже наскоро сколоченных гробов»[106].

Итак, тюрьмы, пересыльные пункты, лагеря для пленных — все это было очагами распространения сыпного тифа. Правда, в литературе существуют мнения о специфических путях возникновения эпидемии, например, исследователь В. Шамбаров считает, что первым очагом заражения сыпняком был Царицын. «Тиф. Его завезли из Турции и Персии солдаты Закавказского фронта. Первым очагом стал Северный Кавказ, 11-я армия. Через Царицын тиф потек в центральные губернии, через пленных проник к деникинцам»[107]. Вероятно, как мы уже видели в предыдущих главах, это был не единственный путь проникновения сыпного тифа в центр России, но, разумеется, Царицын был крайне значимым городом.

Сыпняк в первые годы советской власти был чистой иллюстрацией заповеди «Относить к другим так же, как хочешь, чтобы относились к тебе». Он четко показал, насколько в реальности равны все люди: большевики и их лидеры, врачи, заключенные, военнопленные. Стоило отправить пленных немцев умирать в Сибирь или белогвардейцев замерзать на завшивленном полу в поруганном монастыре, и сыпняк бумерангом возвращался к тем, кто это допустил. Тот же закон действовал и против белых: в эпоху Временного правительства адмирала Колчака огромное количество сторонников советской власти было заключено в тюрьмы и концентрационные лагеря, которые впоследствии и стали одним из очагов распространения эпидемии тифа. Исследования историков Сибири показывают, что вспышка сыпного тифа почти во всех концентрационных лагерях и тюрьмах относится к осени 1918 — середине 1919 г. Лазареты были переполнены, отмечается большая смертность среди заболевших. Из тюрем и лагерей тиф перебрасывался на надзирателей, конвойные команды, на жителей городов. Согласно историку В. С. Познанскому, смерть заключенных в тюрьмах Временного правительства чаще всего наступала из-за заражения тифом[108].

Именно так — какой-то зловещей карой палачам — кажется тиф при рассмотрении с дальней исторической перспективы. А палачами часто были, к сожалению, и белые, и красные.

Впрочем, причины эпидемии сыпного тифа несколько более неоднозначны. Рассмотрим их далее.

6.2. Утопаем в нечистотах