Великая эпидемия: сыпной тиф в России в первые годы советской власти

В кепке, лысенький чудак
С чуть картавой речью
Защитил людей труда
Словом и картечью.
Тех прогнал он с глаз долой,
Кто эксплуататор…
Был он пламенный герой
И ассенизатор.
Посветлело на Руси,
Поднялись посевы…
А потом, Адам вкусил
Яблоко со древа

(автор Тамара Крячко).

Обратим внимание также на оттенок героизма, которым наделено слово «ассенизатор», которым назван сам Ленин. Ассенизация была намного более значимой, чем просто вывоз нечистот: как мы видели, от этого зависело благополучие городов.

Любопытно, что термин ассенизация из понятия, обозначающее вполне конкретное действие — вывоз нечистот с улиц, не только переходит в интеллектуальный контекст эпохи, но и сохраняется в нем в течение всего XX в. Современный исследователь, филолог Л. Ф. Кацис, говоря о русском авангарде, приводит многочисленные примеры того, как в советской литературе обыгрывали понятие «ассенизация»: обидевшись на К. Чуковского в связи с оценкой последним ассенизационных текстов А. Ремизова, В. Розанов назвал критика воробушком, клюющим зернышки на мостовой; за статьи Чуковского о футуризме (в том числе и о лежащем на навозе А. Крученых) Д. Философов назвал его «ассенизатором русской литературы». Удивительным было само возникновение понятия «ассенизационный текст». Более того, футуристы и литераторы начала 1920-х гг. оперировали таким термином, как «копрологический монумент», — его соорудил первый журнал русских футуристов и посвятил критике. В. Шершеневич, выступая против Маяковского, сравнивал его то с испражняющейся лошадью, то с «бумажкой, брошенной в клозет». Для И. Сельвинского мотив «ассенизационного обоза» был фирменным знаком борьбы с Маяковским. «Декольтированной лошадью» назвал Маяковского В. Ходасевич; Андрей Белый заговорил о садике поэзии, куда его не пускают профессора, так как от поэта плохо пахнет («Ритм как диалектика»); примеры из «Во весь голос» очевидны и общеизвестны[125].

Советский плакат. Создан в 1920 г. В. Дени по рисунку М. Черемных 1918 г.

Современный швейцарский исследователь-русист Жан-Филипп Жаккар отмечает, что понятие чистоты и очистки, ассенизации — ключевые понятия, которые являются «выражением постоянного вопроса, который восходит к источникам русской культуры XX в., и в частности — авангарда»[126]. «Вероятно, это объясняется отчасти тем, что место укорененного давным-давно, во всяком случае со времен „Домостроя“, понятия „чистая совесть“ (то есть „чистое сознание“), которое сопровождает чистоту дома и вообще гигиену жизни, — это место почти моментально занял тоталитарный вариант этой парадигмы, основанный на том же корне (чист), на котором основано, например, слово „чистка“». Мир надо было очистить от мусора, и за это взялись с самого начала: известны карикатуры-лозунги «Ленин очищает землю от нечисти», где огромный Владимир Ильич со шваброй в руках очищает маленький Земной шар от всякого мусора, то есть от проклятых буржуев, попов, генералов и др.

Известны и стихи Маяковского:

Мы разливом второго потопа
перемоем миров города.

Жан-Филипп Жаккар отмечает, что в литературе советского времени стремление к чистоте равно стремлению к добру. Тогда, конечно, все, что мешает в этом стремлении, становится эквивалентом грязи, мусора. Показательно, что стражи идеологии нередко употребляли эту метафору — о нечистотах — в борьбе против инакомыслия. Это в некотором смысле отголоски эпидемии сыпного тифа в период Гражданской войны. В знаменитом письме Правительству СССР от 28 марта 1930 г. М. Булгаков отмечает, что о нем писали как о «литературном УБОРЩИКЕ», подбирающем объедки после того, как «НАБЛЕВАЛА дюжина гостей», или как о писателе, который «В ЗАЛЕЖАЛОМ МУСОРЕ шарит». Все помнят, как Д. И. Заславский в «Правде» (27 октября 1958 г.) написал о «Шумихе реакционной пропаганды вокруг литературного сорняка» после выхода в свет «Доктора Живаго», тогда как председатель КГБ В. Е. Семичастный сравнил Б. Л. Пастернака со свиньей, которая гадит там, где ест. М. А. Шолохов в качестве великого ассенизатора советской литературы объяснит позже писателям, которые написали письмо в Президиум XXIII съезда КПСС в защиту А. Д. Синявского и Ю. М. Даниэля, что «клевета — не критика, а грязь из лужи». Таких примеров ругательств, включающих в себя идею нечистоты обвиняемого, к сожалению, много в истории советской литературы [127].