Великая эпидемия: сыпной тиф в России в первые годы советской власти

С появлением жилищных норм эмоциональный накал уплотнения ничуть не ослабел. З. Гиппиус в своем дневнике описывает психологически напряженную атмосферу уплотнения. Б. Пастернак, например, пережил уплотнение — к нему подселили чужих людей. А. Блок панически боялся уплотнения. «Всеобщая погоня за дровами, пайками, прошениями о невселении в квартиры, извороты с фунтом керосина и т. д. Блок, говорят, (лично я с ним не сообщаюсь) даже болен от страха, что к нему в кабинет вселят красноармейцев. Жаль, если не вселят. Ему бы следовало их целых „12“. Ведь это же, по его поэме, 12 апостолов, и впереди них „в венке из роз идет Христос“!» — писала З. Гиппиус[134].

Однако страх потерять возможность пользоваться комнатами — это ничто по сравнению со страхом, который приходит в 1919 г., — страх тифа. Уплотнение означало опасность заражения. Если подселят красноармейца, то сыпняк придет к вам практически наверняка. Таким образом, именно уплотнение, устроенное властями, было одной из причин разгула эпидемий.

В самарской газете «Харакири» этому была посвящена масса «юмористических» историй, чтение их и сегодня, и тогда — смех сквозь слезы. «Харакири» был чрезвычайно интересным явлением Самарской жизни. В 1918 г. он был закрыт «за контрреволюционное направление», и нетрудно понять почему. Однако в 1918 г. авторы статей будто предчувствовали умирание города:

Я вижу, бьются в лихорадке
Не только люди. И дома.
А по дворам с улыбкой гадкой
Гуляет черная чума.
И всюду грязь, и всюду кости
Из грязи вилами торчат,
А над крестами на погосте,
Летая, вороны кричат.
Весны, бывало, ожидаю.
Теперь я поезда все жду.
Застрял он где-то, и не знаю,
Дождусь ли в этом хоть году.

(Dis)[135]

Газета «Харакири», на наш взгляд, является постреволюционным феноменом, хоть и выходил только в Самаре и лишь до 1918 г. В нем авторы успели объяснить происходящее вне идеологии большевиков. Фактически своими анекдотами они предсказали то, что будет дальше: мор и голод 1921–1922 гг., так как большевики сделали для этого все. Это они принесли тиф, а потом сделали так, что заболели все. А потом — так, что никто не мог попасть в больницы.

Подселение проводилось во всех городах без исключения.

Из газеты «Харакири» (Самара). 1918

Уплотнения затронули в 1918–1920 гг. в Петрограде большую массу людей — около 225 тыс. человек. При этом население города в годы Гражданской войны сократилось почти на две трети: с 2 млн в 1917 г. до 700 тыс. в 1920 г. Помимо значительного оттока представителей ста

рых элит, бегства большого числа горожан в деревни и более благополучные районы, также голод и болезни косили население. Свободная жилплощадь появилась в избытке, так, по данным переписи населения 1920 г. можно вычислить, что в Петрограде было 21,83 % пустующих квартир[136], этим, вероятно, объясняется то обстоятельство, что сыпняк затронул Петроград относительно слабо.

Опасность подселения в эпоху эпидемии была очевидна, но большевики сознательно шли на это, заражение происходило не только внутри города, но и между городами. Сыпняк, как тот великан-большевик с флагом со знаменитой картины Б. Кустодиева, шагал из города в город.

«Я не знаю, насколько остроумно идти в тот дом, куда только что вошел по парадной лестнице тиф, а с черного хода постукивает бубонная чума. Но знаю, что есть лица, которые нисколько не смущаются такими предшественниками и лезут прямо в гостиную, чуме в глотку. Таковы и лица и учреждения, бегущие из Петрограда в Самару. В красных вагонах лошадиного класса они подъезжают к милой тифозно-чумной Самаре и, конечно, не знают, что здесь уже и без них тесно, как в килькиной банке»[137], — пишет один из авторов в газете «Харакири».

Чтобы оставить потомству хоть маленькое воспоминание о том, как производилось уплотнение населенности города, в журналах помещались характерные истории тех лет. Самый интересный в этом отношении — 1918 г., когда некоторая ирония над властью в прессе еще была возможна.

В Самаре, например, была норма проживания — две кубические сажени на человека. Этому посвящен целый ряд зарисовок: «В переполненную квартиру постановили поселить еще троих. Квартирохозяин возразил: — „Вы совершенно не заботитесь о санитарии!“—„Запиши ему еще двоих, — сказал один обследователь другому. — Пусть другой раз не выражается“»[138].

В той же газете, в шарже «Опять» описывается процесс уплотнения, во время которого квартирохозяин говорит «товарищу»: — «Снимите с воротничка. Ползет». — «Опять ползет?» — спросил обследователь. Что-то отчетливо трякнуло под сапогом и вопрос был ликвидирован[139]. Вселение чужих людей было практически гарантией болезни, и, видимо, часто вши переносились самими же «обследователями».