Великая эпидемия: сыпной тиф в России в первые годы советской власти

Н. Д. Алтуни в воспоминаниях писал: «В Александровском уезде Ставр. губ. у нас с Белыми был бой около 2-х месяцев, за этот 2-х месячный период в нашей армии половина красноармейцев заболела тифом. Боевые части ослабли, и нам сдерживать позицию не было возможности, и мы отступали постепенно из боем до Г. Кизляра. Из Кизляра отступили на [село] Черный рынок на берегу Каспийского моря. Когда отступали через пески, очень много погибло красноармейцев от болезни, голода, и без воды. Нас вернулась в Астрахань одна треть. в нашем 2-м Таманском полку было тысячи две, а пришло только восемьсот человек, и эти восемьсот по приходе заболели тифом»[502].

В «Дилогии о С. М. Кирове» есть художественное описание Красной армии после перехода через калмыцкую степь: когда Киров приезжает в армию, он видит на удивление пестро одетое, вернее, полураздетое войско. Красноармейцы были обуты как попало: кто в офицерские сапоги, кто в калоши, кто в самодельные валенки из какого-нибудь пестрого одеяла. В ход шла любая одежда: шинели, полушубки, пальто и черкески. Киров видел «изможденные, обросшие щетиной лица, потрескавшиеся на морозе руки, запекшиеся губы, тифозных с безумными глазами. Их было много. Чуть ли не каждый второй здесь был болен тифом, каждый третий стоял с перевязанными ранами»[503]. Кавказцы были с такими обморожениями, что даже не могли держать оружие: руки не слушались. Они переходили через степь черкесках и легких кавказских сапожках. Некоторым впервые в жизни пришлось испытать морозы калмыцкой степи.

Жалкие остатки 11-й Красной армии подошли к зоне расположения советских войск в начале февраля 1919 г. Тогда-то тиф и приходит в Царицын и Астрахань. Д. П. Жлоба, главный герой многих сражений на этом фронте, сам заболел тифом. Больных и раненых с Царицынского фронта отсылали дальше на север, чаще всего в Саратов, Тамбов, Пензу. Описания «эшелонов смерти» — поездов-лазаретов, застрявших в станционных тупиках или в заснеженных полях, когда на весь состав не находили ни одного выжившего, к сожалению, — частые воспоминания. Они даже сейчас производят ужасное впечатление. В литературе «победителей» (большевиков) их найти непросто, а вот в мемуарах белогвардейцев таких картин предостаточно. «На одном из разъездов нам показали поезд мертвецов, — вспоминал в эмиграции бывший командующий Кавказской Добровольческой армией П. Н. Врангель. — Длинный ряд вагонов санитарного поезда был сплошь наполнен умершими. Во всем поезде не оказалось ни одного живого человека. В одном из вагонов лежали несколько мертвых врачей и сестер… Я наблюдал, как на одной из станций пленные откатывали ручные вагонетки со сложенными, подобно дровам, окоченевшими, в разнообразных позах, мертвецами. Их тут же за станцией сваливали в песчаные карьеры в общую могилу»[504].

Значимость сыпного тифа как фактора исхода Гражданской войны признавали все. В докладе сотрудников политотдела советского Каспийско-Кавказского фронта от 15 февраля 1919 г. констатировалось, что «XI армия разгромлена… не неприятелем, а сыпью. В одном только Моздоке сыпняков оказалось около 20 тысяч человек»[505]. Добровольцы наблюдали на захваченных ими железнодорожных станциях Минеральные Воды, Прохладная, Моздок и других страшные картины. И опять — мемуары белогвардейцев позволяют нам заглянуть в ту зиму 1919 г., чтобы попытаться ощутить весь ужас происходящего. Белый офицер К. Попов вспоминал типичную картину: «На станции Моздок нам представилось вновь редкое по своему ужасу зрелище. На путях стояло два громадных состава, один совершенно сгоревший, но сгоревший вместе с людьми, в нем находившимися. В вагонах стояли железные кровати, на которых лежало по одному или по два обуглившихся трупа. Черепа скалили зубы, как бы смеясь. В другой поезде я зашел только в один вагон III класса, на котором красовалась красная надпись: „Коммунист № 1“. Этот вагон был битком набит сыпнотифозными, из которых больше половины были мертвы и валялись голыми по полу…»[506].