Великая эпидемия: сыпной тиф в России в первые годы советской власти

В литературном произведении «Грозный 1919 год» (Дилогии о С. М. Кирове) Г. Холопова[507], при всей политизированности текста (роман был написан в 1946–1950 гг.), есть очень интересные описания 11-й армии и того, как чувствуют себя военачальники, понимая, что их армия умирает от сыпняка. «Суровую правду рассказывал Кочубей. Армия в непрерывных боях. Армия голодает. Армия воюет без боеприпасов. Начался повальный тиф. Нет медикаментов. Нет врачей». Киров знал об этом, он неоднократно просил прислать помощь из Москвы. Отсутствие помощи было якобы практически полностью виной Троцкого[508]. С. Орджоникидзе помогает Кирову, работая с ним бок о бок. Был момент, когда он отправил радиограмму В. И. Ленину: «11-й армии нет. Она окончательно разложилась. Противник занимает города и станции почти без сопротивления. Ночью вопрос стоял покинуть всю Терскую область и уйти на Астрахань. Мы считаем это политическим дезертирством. Нет снарядов и патронов. Нет денег. Владикавказ, Грозный до сих пор не получали ни патронов, ни копейки денег, шесть месяцев ведем войну, покупая патроны по пяти рублей. Владимир Ильич, сообщая Вам об этом, будьте уверены, что мы все погибнем в неравном бою, но честь своей партии не опозорим бегством…»[509]. Киров видит единственный выход — двигаться в Астрахань и усилить медицинскую помощь, однако, как видно, надежды у него нет никакой, так как закончились припасы и оружие, и в армии свирепствует эпидемия.

Врач Л. А. Зильбер был свидетелем тифа в Красной армии. В воспоминаниях он описывает свой путь от Царицына на Дон в станицу Земетчинскую, где стоял штаб 9-й армии. По пути ему попадались дохлые лошади, брошенные разбитые орудия, повозки. Мост через Дон был взорван, поэтому через реку людей перевозили на барже. Зильбер обратил внимание на то, что из баржи выгружали раненых и больных, почти исключительно сыпнотифозных, а затем в этой же барже переправили ожидавшую воинскую часть на другой берег. Позже врач, работая с тифозными красноармейцами, обращает внимание на транспорт как фактор заражения: «Очень скоро я увидел, что большинство сыпнотифозных больных — это красноармейцы, прибывшие в армию около двух недель тому назад: было очевидно, что они заражались в дороге». Врач уже тогда понял, что заражение происходило именно на этой барже, так как больные были покрыты вшами, которые расползались в разные стороны[510].

Подобную картину можно видеть у А. Толстого в «Хождении по мукам» (подходящая метафора жизни в эпоху эпидемии): «Один за другим к пристаням подчаливали ободранные и грязные пароходы, с них неслись бредовые крики. Палубы были переполнены беженцами и красноармейцами, — живыми среди трупов и стонущих, бормочущих, беснующихся в бреду сыпнотифозных. Десятки пароходов и буксиров, дожидаясь разгрузки и погрузки, терлись бортами о борта, гудели сипло. Все они прибыли снизу, из Астрахани и Черного Яра. Осыпанные известью санитары бежали на палубы, шагали через лежащих больных, отбирали трупы и сбрасывали их на берег, чтобы очистить место для живых. Порошили известь и лили карболку. Был приказ — складывать трупы на берегу в лимонадные и квасные киоски. От жары трупы начали вздуваться и распирали эти легко сколоченные балаганы. Тяжелый смрад в особенности торопил людей покинуть царицынский берег»[511].

После того как Царицын был взят красными (в январе 1920 г.), в городе начался голод. Он был настолько силен, что в Царицынской губернии произошли значительные демографические изменения. К маю 1922 г. из общей численности населения губернии в 1 200 000 человек голодали 882 тыс., или 74,1 %[512]. Советский историк Ю. А. Поляков приводит меньшее количество пострадавших — 651,7 тыс. По нашему мнению, это число занижено[513]. В феврале 1921 г. ВЦИК официально присвоил статус «голодающего» региона Царицынский губернии[514]. Исследователь В. Шамбаров подчеркивает виновность большевиков в голоде: две главные причины голода — большевистская бесхозяйственность и большевистская продовольственная политика. «Можно ли объяснить кольцом фронтов тот факт, что в Астрахани вдруг не стало… рыбы! За всю войну ни в одной белогвардейской области, в каком бы кольце она ни была, голода не наблюдалось»[515].

Аналогичная ситуация сложилась в Астрахани. Хотя голод здесь был в меньшей степени, чем в Самаре и Казани, но по сведениям губкомиссии Помгола, в г. Астрахани на 1921 г. насчитывалось 6 тыс. голодающих, из которых лишь 600 чел. были местными жителями. Голодающими считались в основном приезжие из других регионов[516].