Великая Эвольвента

В исторической науке часто принято отождествлять Великую французскую революцию (1789–1794) и «русскую» (1917). Верное по форме это сравнение ложно по содержанию. Потому что Французскую революцию вершил народ одной исторической судьбы, цивилизационной модели и социально-политической формации, в которой сословное неравенство (психологически) не играло решающей роли. Тогда как «русская революция» вершилась возобладавшим в Стране «другим народом» – тем, который вряд ли выиграл бы Отечественную войну 1812 г. (массовый героизм людей в Великой Отечественной 1941–1945 гг. не опровергает это, ибо война была выиграна с величайшим напряжением духа и воли – ценой колоссальных и далеко не всегда оправданных жертв [104]). Оттого и продолжалась «революция» в России «два дня», а не пять лет, как во Франции, что русская нация утеряла этническую, духовную и культурную целостность. Бытие России рубежа XIX–XX вв. свидетельствует о том, что совокупный народ являл собой некий эрзац утерянной и разрозненные элементы потенциальной нации. Сам же политический переворот, совершённый в 1917 г., был формой отсечения великоросской сущности (следствия распада триединства русского народа) от той, которая около трёх веков дышала ей в спину. И на этот раз суд истории оказался беспощадным. Духовно изломанное прошлое России отозвалось в непредсказуемой эвольвенте будущего…

Разгромив Наполеона в 1812 г., русский народ на протяжении всего столетия не являлся деятелем в собственной Стране. Подавленный морально, он не имел опоры и в хозяйственной жизни. Историк Б. Н. Миронов убедительно показал, что на протяжении «века» правительство царской России «с помощью налоговой системы намеренно поддерживало такое положение в империи, чтобы материальный уровень жизни нерусских, проживающих в национальных окраинах, был выше, чем собственно русских, нерусские народы всегда платили меньшие налоги и пользовались льготами». Психологически не ощущая себя русским на огромных пространствах России, он находился в растерянности. Но и «Массовое Никто», разорвав в октябре 1917 г. ржавые скрепы Российской империи, вырвалось на свободу, которой не было… Начало «конно-тачаночного», «расстрельного коммунизма» породило пустоту в душах людей и вакуум в сознании. В сложившемся политическом контексте в 1920 гг. решено было дать определение суррогату «нового человека» (им стал «советский человек», но мог быть и любой другой). Идеологизация «советской национальности» казалась наиболее подходящей формой, призванной ознаменовать рождение новой нации (народа). Об этом говорят перлы «советского нацизма» времён лающих форм поэзии, под патронажем партии олицетворённой рифмами В. Маяковского, Э. Багрицкого и других поэтов. Эта линия, как бы исподволь, но ясно заявила о себе в политическом эрзаце расизма, облечённого в словесную форму деятелями партии и партийными поэтами. Особенно ясно в юношеской запальчивости её отразил поэт М. Кульчицкий: «Только советская нация /будет/ и только советской расы люди!».