Великая Эвольвента

Зинаида Гиппиус после революции писала у себя в дневнике: «Россией распоряжается никчёмная кучка людей, к которой вся остальная часть населения в громадном большинстве своём относится отрицательно и даже враждебно. Получается истинная картина враждебного завоевания…». Некогда жаждавшая «освободительного костра» поэтесса, обжёгшись о его угли, с запозданием пытается заковырять их, вместо кочерги в 1920 гг. без особой надежды используя свою лиру. О тех, кто предшествовал «кучке» и по факту вовсе не был «святой простотой», несколько ранее писал видный общественный деятель Клавдий Пасхалов.

Отважный публицист-государственник неоднократно отмечал хроническую болезнь российской власти: в критический для неё момент она теряет «способность различать, кто её союзники, а кто противники, в ком её спасение, а в ком – гибель» (здесь и далее выделено мной. – В. С.). Прозревая историческое будущее России, Пасхалов, в декабре 1911 г. каждым словом прибивая к позорному столбу непреходящую бездарность правителей Великой Страны, писал: «Мы в настоящем идём от позора к позору, можно сказать, ежедневно, каждым действием, каждым распоряжением правительственных несмышлёнышей… Мы приучаемся мало-помалу презирать наше правительство, сознавать его неспособность и бесполезность».

Узнаваемо, не так ли?!

О тех же узнаваемых вещах в своём «Дневнике» писал в 1916 г. Лев Тихомиров: «Россия меня убивает. Ну каждый день – какая-нибудь чепуха в государственной и общественной жизни. Разнузданная алчность аппетитов становится всё наглее и своим видом развращает всех. Уже, кажется, лучше бы газеты молчали, а то все привыкают к мысли мошенничать и грабить. Из разоблачений не получается ничего, кроме доказательства безнаказанности спекуляций. Расправа судебная – медленная, вялая – не имеет никакого оздоравливающего воздействия. Распоряжения администраторов постоянно неудачны, часто глупы».

И опять Пасхалов пятилетней давности. В 1911 г. убеждённый монархист и государственник задал громовый вопрос, эхо которого раздаётся и в наши «окаянные» дни: «В критическую минуту, когда революция кинется на существующий строй, стану ли я на его защиту? Нет!»

Жёсткие, теперь уже «столетние» филиппики Пасхалова принуждают задуматься. Тем более, что нынешние проблемы России по злой иронии выглядят столь же зловеще, сколь и тогдашние… Повторяемость форм развала Страны вызывает те же самые вопросы, наверное, потому, что они следствия тех же или очень схожих причин. Сто лет исторически не столь уж большой срок, поэтому мы и обращаемся к «вчерашним» – во многих отношениях «столетним» проблемам. «Я помню февральские дни: рождение нашей великой и бескровной, – какая великая безмозглость спустилась на страну, – писал Иван Солоневич о разночинном населении, ведомом вечно страдающей, а теперь торжествующей интеллигенцией. – Стотысячные стада совершенно свободных граждан толкались по проспектам петровской столицы. Они были в полном восторге – эти стада: проклятое царское самодержавие – кончилось! Над миром встаёт заря…».

Между тем уже февральский переворот расставил точки над «i»… В своём «Обращении» к народу Синод не только признал власть большевиков («Воля Божия свершилась!»), но призвал народ подчиняться этой власти «не за страх, а за совесть»! Освободив всех от присяги государю, Собор проводит благодарственные молебны за революцию и «благоверных временных правителей». Царь был ещё жив, а церковный Собор кадит республике! На стенах ипатьевского дома ещё не остыла кровь мучеников, а на Соборе раздаётся осанна «плюрализму»… Казалось, наступила предельная ясность, как и предел терпению. Церковь вот-вот должна образумиться и, покаявшись, призвать народ к битве за царство, за Русь Святую! Но этого не произошло… Кадильный дым развеялся и разменянную на медяки «рублёвую» реальность пронзили расстрельные будни красного террора…