Великая Эвольвента

Рубеж XIX и XX вв. явился некой чертой, по которой проходило обрушение старой России. Поначалу втуне пойдя по срединной России, она особенно чётко обозначила себя там, где «остаточное варварство» входило в тесный контакт со своим антиподом, – европейской (т. е. – городской) частью России, доверия к которой у окраин не было. Эти трещины, углубляясь на «границах» этнических особенностей, региональных и прочих разностей, прошли и по культуре России (нечто подобное происходило и в Европе, но там мотивы, средства и действующие лица были качественно иными). Пойдя дальше и при этом обрушая «старые» ценности, этические изломы глубоко увязали в варварстве «передоновской провинции», где поначалу взросли, а потом сгинули нежные «овечки» и сладко лепечущие «Нанетты» Ф. Сологуба. В раскрывшуюся бездну и посыпались артефакты «Серебряного века» – «лиловые миры» А. Блока, приторные «Менады» Вяч. Иванова и «звёзды Маир» М. Кузмина вместе с футуристическими программами, экстравагантными за бездуховностью течениями и пр. Всё это рушилось на глазах главного делателя истории – народа, который покамест был статистом. События предшествующих ста лет говорят о том, что кристаллизация новообретённых «постпереселенческих» черт в России ещё не завершилась, а потому характер народа и его исторический облик был не ясен. В заплутавшей в бескрайних степях и равнинах России весьма болезненно шёл процесс образования нового народа. Некогда начавшись и развернувшись в шири XIX века, этот процесс ещё не закончен…

Можно сказать и так: сумма эвольвентностей – этнической, духовной, социально-кочевой и отвлечённо-культурной – некогда разбредясь по просторам России, – в конце XIX в. собрались в «пучок» с тем, чтобы в первой трети XX столетия заявить о себе в Великой Эвольвенте, материализованной в этнически не осознающей себя массе. «Новое кочевье», олицетворённое в «варваризованных русских», уверенно заполоняло собой европейскую часть России. Серьёзно повлияв на сущность великорусского народа и изменив содержание Российского государства, феномен этот предопределил катастрофу 1917 г. Он же, укрепившись за время советского периода России, в немалой мере повлиял на ход мировой истории.

Словом, историческое значение непосредственно «Великого Октября» не стоит преувеличивать. Историкам, исследователям и политикам не пристало подражать нерадивым школярам, загоняющим многовековую историю гигантского региона в схемы, базируя их лишь на опыте предреволюционных десятилетий да ещё проводя их через игольное ушко модных теорий и умозрений. Если бездумно запихивать исторический опыт в «ушко» или в прокрустово ложе куцых умозрений, то будущее Страны может оказаться столь же узким, и, что прискорбно, сколь же коротким…

Фёдор Тютчев в одном из своих писем утверждал, что политический строй в России оправдан лишь при условии, что «династия всё более и более проникается национальным духом, ибо вне этого, вне энергического и сознательного национального духа, русское самосознание – бессмыслица». Тютчевская концепция природы и устроения власти справедлива не только для самодержавной формы правления, место которой нынче занял институт хилого президентства. Мысль поэта и дипломата современна для настоящей и для будущей России, поскольку содержит в себе сущность энергетического бытия, которая способна воодушевить народ и привести Страну к праведной слиянности целей. Именно их органичная взаимосвязь способна возвеличить государство до уровня, предначертанного России её исторической жизнью. Ибо государство живёт лишь до тех пор, пока цела его национальная основа, олицетворённая в народе и воплощённая в Стране. Разрушение Страны ведёт к разложению государства, превращая все его составляющие в этнографический материал или «навоз» для других – исторически более удачливых народов.