«Великая грешница» или черница поневоле

Слота не только опоясался прадедовским мечом, но и прихватил с собой огниво. Во время сечи с ляхами он постоянно оказывался вблизи своего постояльца, словно оберегал его от сабельных ударов супостатов, очутившихся вблизи Пожарского. Да так и было. В один из напряженных моментов Василий получил бы удар сзади, если бы не увесистый меч Слоты. Пожарский, услышав со спины лязг оружия, на миг оглянулся и увидел распластанное тело ляха с размозженным черепом.

— Спасибо, друже!

— Вперед поглядывай, князь! — в свою очередь прокричал Слота.

Когда мельница была захвачена, и поляки бежали, ратники принялись искать устье подкопа. И первым его отыскал, заметив глинистые бугорки земли в самой низине оврага, Слота.

К устью вскоре подбежал и Федор Михалков. Здесь уже собрались все военачальники отряда. Следовало принять спешное решение.

— Подкоп может оказаться ложным, для отвода глаз, — предположил один из сотников.

— Вздор несешь. Столь ляхов ложный подкоп охранять не будут, — сказал Пожарский.

— Верно! — поддержал друга Михалков. — Надо осмотреть лаз. Зажигай огонь, факельщики! Идем Василий.

За факельщиками, Пожарским и Михалковым устремились несколько сотников, а также Слота Захарьев и крестьянин Клементьевской слободы Николай Шилов. Вначале лаз был узок, но вскоре он заметно расширился и стал довольно просторен. Где-то через пятьдесят саженей факельщики остановились.

— Пороховые бочки!

— Ого! — воскликнул Пожарский. — Да тут три десятка бочек. Изрядно же ляхи пороху в подземок набили.

— Коль взорвать — всему монастырю крышка. Устроим праздничек ляхам, — весело произнес один из начальных людей.

— Не спеши, браток, — степенно молвил Михалков. — Допрежь надо изведать на каком расстоянии находятся эти бочки. Пока сюда шел, считал шаги. Насчитал сто пятьдесят. Надо изведать, сколь осталось до стен монастыря, а может мы уже под самим монастырем.

Прикинули. До обители оставалось не более двух десятков саженей. Врывать порох было нельзя: слишком близко находились монастырские стены. Решили выкатить бочки к устью подкопа. Но тут послышались взбудораженные голоса:

— Ляхи опомнились!

— Большой силой бегут к мельнице!

Командование взял на себя Михалков:

— Все на ляхов, други! Костьми ляжем, но к мельнице не пустим! Бей литву!

Загуляла жаркая сеча. Была она жестокой и упорной и продолжалась несколько часов. Ляхи понимали, что захват русскими мельницы и взрыв ими пороховых бочек обрекает их на длительную осаду, сопряженную с немалыми трудностями. Защитники же крепости ведали, что их поражение приведет не только к гибели центра русской святыни, но и подорвет дух всего русского народа, а посему битва была настолько ярой и беспощадной, что с обеих сторон пролились реки крови.

А Слота Захарьев и Николай Шилов, тем временем, выкатывали бочки к устью лаза, и когда они были уже близки к выходу, услышали страшные звуки лютой сечи.

— А ну глянем, Никола.

Глянули и обмерли: ляхи все ближе и ближе подступали к мельнице.

— Взрываем, Никола, — с твердой решимостью произнес Слота.

— Так, ить, погибнем.

— Погибнем. Ради святой Руси погибнем… Давай попрощаемся.

Отважные крестьяне, простолюдины, страдники, крепко обнялись и шагнули с факелом к бочкам.

Чудовищный, оглушительный взрыв потряс овраг. Поляки с ужасом побежали вспять, вспять от адского места, чувствуя, как под ногами дрожит земля.

Вместе с подкопом была уничтожена значительная часть вражеских батарей и укреплений, десятки пушек и пищалей защитники обители захватили как военную добычу. Даже деревянные сооружения были разобраны, унесены в монастырь и изрублены на дрова, которых стало не хватать.

Ян Сапега пришел в неистовство и поклялся жестоко отомстить троицким сидельцам.

Архимандрит же Иоасаф с братией видели в этом обстоятельстве особый промысел Божий и со слезами на глазах пели благодарственный молебен Всесильному Защитнику слабых и невинных.

Глава 13 ЗАГОВОР

Федор Михалков вернулся из сечи без единой царапины, а вот Василий Пожарский был довольно серьезно уязвлен саблей в предплечье, и пока добирался до монастыря, потерял много крови. В монастырской Гостевой избе над ним сразу начал колдовать лекарь Амвросий, старый инок, известный своим искусным врачеванием.

Изведав о ране Пожарского, Ксения тотчас сорвалась в Гостиную.

— Васенька, милый, что с тобой?

Амвросий не удивился появлению инокини: все уже ведали о «греховной» связи известной царственной черницы.

Лицо Пожарского выглядело бледным и усталым, но при появлении Ксении оно озарилось светлой, беззаботной улыбкой.

— Не волнуйся, царевна (при посторонних людях Пожарский называл Ксению «царевной»). Малой царапиной отделался.

— Не лихачь, князь. Еще бы полвершка и сабля бы в кость вонзилась, — строго произнес лекарь.

— Бог милостив.

— Какой же ты бледный, родной мой. Тебе больно?

Лекарь, помазав рану какой-то едкой пахучей мазью, принялся делать перевязку, а Ксения все сердобольно причитала:

— Беда-то какая, Васенька. Вся Гостиная людьми забита. Тесно здесь. А можно недужного, отец Амвросий, в мою келью забрать?