«Великая грешница» или черница поневоле

— Эх, Маржарета бы к нам на помощь. Он хоть и с авантюрной жилкой, зато располагает собачьим нюхом.

— Гасконец был бы кстати, — согласно кивнул Федор.

Друзья некоторое время помолчали, а затем Федор, глянув на перевязанную рану, сдержанно улыбнулся.

— Ты у нас как Христос на распятии. Когда-то в твое правое плечо пуля Рубца Масальского посетила, а ныне левое — рубанула сабля, и в обоих случаях кости остались невредимы.

— А я везучий, Федор.

— Все до случая. Сплюнь! И все же нам надо быть поосторожней, пока заговор не выявим. То — вторая острейшая опасность для монастыря. Предатели могут и ворота открыть. Слышал, что произошло в Ярославле? Мне беженцы поведали. Монастырский служка Гришка Каловский открыл ляхам Семеновские ворота, и ворог тотчас занял крепость. Давай-ка борзей иди на поправку. С тобой теперь ангел-хранитель. Вдвоем-то сподручней змеиный клубок распутывать.

— Я долго не заваляюсь, Федор. А ты пока сторожко выслеживай изменников. Предельно сторожко, иначе от предателей можешь получить нож в спину.

* * *

За трубачом Мартьясом была установлена слежка. Его встречи с Марией Старицкой стали гораздо реже, а вот с казначеем Девочкиным участились.

— Что передал тебе Оська Селевин? — спросил в последнюю встречу казначей.

Оська Селевин стал «переметчиком» в первый же день осады. Именно через него передал казначей письма от Марии Старицкой «царю Дмитрию Ивановичу», «брату своему» и гетману Сапеге.

— Гетман благодарит бывшую ливонскую королеву и обещает принять все меры, чтобы Мария Старицкая заняла подобающее место при дворе царя Дмитрия…Сейчас же он настоятельно просит Марию Владимировну умножить свои действия по разложению монастырских сидельцев, которые должны примкнуть к природному царю. Но это не так просто, господин казначей. Мария Владимировна и без того рискует, и не чересчур ли она участлива к вашей особе?

— Что ты имеешь в виду, Мартьяс?

— Королева, пользуясь своим особым положением, почти ежедневно жалует вас медами, блинами и пирогами. Вы же дважды в неделю топите для ее величества роскошную баню. Люди имеют глаза и уши, все это может вызвать подозрения, особенно сейчас, когда оскудевает запас не только съестных припасов, но и дров.

Казначей не привык, чтобы его поучали, а посему резко произнес:

— Это не ваше дело, господин Мартьяс! Мои отношения с королевой не должны вас касаться… Что еще передал наш лазутчик?

— Гетман Сапега ждет от вас более решительных действий. Через неделю он готовит новый приступ. В сей день ратники должны быть либо вдрызг пьяными, либо отравлены зельем.

Мартьяс уже несколько лет был лазутчиком польского короля, затем он служил Сапеге, который внедрил его в свиту Марии Старицкой. Красивый ливонец быстро вошел в доверие опальной королевы, став ее воздыхателем, хотя Марии Владимировне было уже далеко за сорок.

— Первое не сложно выполнить, ибо в ноябре большой православный праздник Казанской Богоматери. Но Сапега вероятно забыл, что пьяному русскому все нипочем, а посему он будет драться насмерть. Другое же его предложение невыполнимо.

— Почему, господин казначей?

— У меня нет неисчерпаемого колодца с отравным зельем. Чушь придумал гетман. Ну, разве что одного, другого прикажу угостить монастырским квасом — и все!

Ореховые глаза Иосифа стали язвительными.

— Может, у ливонской королевы что-то найдется?

— Шутите, отец Иосиф. (Мартьяс называл своего сообщника то «господином казначеем», то «отцом Иосифом»).

— На словах она сулит манну с небес, в делах же не видит дальше своего носа. Словоблудка!

Мартьяс вспыхнул.

— Я попросил бы вас, господин казначей, не оскорблять королеву!

Однако казначей был настолько раздражен последними событиями, что не мог не излить накопившейся желчи.

— Да какая она королева! Ее время кануло в Лету.

— Все может измениться. Стоит царевичу Дмитрию взойти на престол и его близкая сродница станет блистать при дворе его величества. Я — коренной ливонец, и всегда буду защищать честь знатной дамы.

— Довольно высокопарных слов, Мартьяс. Ян Сапега посулил Марии Старицкой вернуть королевство, но из посула шубы не сошьешь. И монастырь не взят, да и от самой Старицкой, кроме писем, не велик прок. Надо подтолкнуть ее к более серьезным делам.

— Я стараюсь, отец Иосиф. У Марии Владимировны остались в Москве преданные люди, которые могут доставить нам отравное зелье. Достаточно обезглавить рать от воевод и начальных людей — и в войске начнется разброд.

— Так может думать лишь иноземец. Ты, Мартьяс, плохо знаешь русских людей, кои при великой беде могут зело сплотиться и выкликнуть себе новых коноводов.

Мартьяс с озабоченным видом уселся в кресло и недовольно высказал:

— Выходит, господин казначей, вам ничего не подходит из плана гетмана. Он будет весьма раздражен. У вас есть более реальный план?