«Великая грешница» или черница поневоле

— Пойдет. У меня созрела зело важная задумка.

— Но ваш план могу передать и я. Вы обижаете меня, отец Иосиф.

— Если ты, Мартьяс, желаешь и дальше служить пану Сапеге, то тебе придется выполнить мое поручение. Сегодня, с наступлением ночи, ты отправишься к гетману и приведешь ко мне его секретаря, и не с пустыми руками, а с вознаграждением. От пана Киренецкого ты изведаешь о моей задумке.

— Речь идет о большой сумме? В польских злотых или в наших золотых рублях?

— У гетмана наверняка есть и то и другое. В золотых рублях.

— И сколько же?

Когда казначей назвал сумму, Мартьяс оторопел:

— Матерь Божья! Но это же — громадные деньги!

— И не полушки меньше. Когда Сапега возьмет обитель, сии деньги окупятся сторицей.

— Но гетман может усомниться. Вы получите огромное состояние и ничего не выполните для сдачи крепости.

— Не усомнится, одурачивания не будет, ибо я сразу буду объявлен изменником. Да и вы, господин Мартьяс с вашей королевой Марией безотлагательно получите худую огласку. Всех нас ожидает виселица. Кой прок мне обманывать гетмана?

— Но пан Сапега тотчас спросит меня о вашей задумке.

— Об этом будет сказано только пану Киренецкому, когда вы явитесь с ним в мою келью. Если же гетман узнает о моем плане с ваших слов, то он прекрасно обойдется и без меня.

— Теперь понятно, почему надо сразу приходить с деньгами… Надеюсь, из этой суммы будут достойно вознаграждены и королева Мария, и ваш покорный слуга.

— Несомненно, господин Мартьяс.

— Хорошо, отец Иосиф. Передайте мне ключи от башни.

* * *

Любовь Ксении, искусное врачевание лекаря Амвросия быстро подняли на ноги Василия Пожарского.

Каждый день его навещал Федор. Ксения по привычке удалялась в моленную горницу, а Михалков прикрывал за ней дверь и рассказывал:

— Пока ничего нового, Василий. Мартьяс после вылазки вновь перематывал портянки подле кустарника. Я все тщательно осмотрел, но ничего подозрительного не нашел.

— Но почему он постоянно натирает ноги?

— Все дело в обувке. По монастырю он ходит в мягких сапожках из белого сафьяна, а когда идет на вылазку, то обувается в черные сапоги из грубой телячьей кожи, ибо всю местность развезло от грязи. Вот и не выдерживают таких грубых сапог его нежные ножки. Ведь сей Мартьяс привык прислуживать бывшей королеве.

— Выходит, мы ошиблись Федор… И все же он должен как-то выходить на связь с польскими лазутчиками. Может, ночью?

— Все проездные башни находятся под надежным караулом, лишь «глухие» башни остаются без охраны. Что же касается ночных перемещений господина Мартьяса, то пока их не было.

— Пока. Может, не было нужды. А вдруг она появится?

— Мне тотчас доложат. Мартьяса доглядывают четверо моих людей, среди них зело надежный — стрелец Нехорошко.

Через пять дней, когда Василий уже излечился и вновь жил в монастырской Гостевой избе, в начале ночи к нему торопливо зашел Михалков.

— Нехорошко доложил, что Мартьяс направился к Сушильной башне.

— Так она ж без проходных ворот.

— Но есть небольшая калитка внутрь башни.

— Странно. Глянем, Федор.

Во дворе была такая черная ночь, хоть глаз выколи. Федор тотчас остановился.

— Надо бы факел прихватить.

— Ты что? Себя выдать?

— Саму башню осмотреть. Добегу до Нехорошки.

В башне никого не оказалось, но люк тайника был сдвинут.

— Мартьяс спустился в подземок, но выход из него завален. Чудно.

— Чудно, Василий.

Совсем недавно о древнем тайнике, подземный ход которого был проведен из Сушильной башни, вспомнил архимандрит Иоасаф. Ход этот вел под землей наружу, в поле, так что через него можно было выйти тайно из обители в открытое место, обойти крепость и изведать, с какой стороны ляхи ведут подкоп. Тайник начали расчищать, добрались до выхода и принялись его расширять. Но поляки заметили работных людей и вооруженных ратников. Завязалась кровавая сеча, в результате выход подземного хода был напрочь засыпан.

— Что этому ливонцу понадобилось в подземке?

— Давай и мы спустимся, Федор.

В тайник спустились по железной лесенке, а затем сторожко, освещая факелом путь, пошли по подземку.

— А если ливонец из пистоля пальнет? — шепотом предположил Василий.

— Нет смысла. Двоих ему не успеть уложить… А ну остановимся и послушаем.

Постояли минуту, другую. В подземке стояла гробовая тишина.

— Ничего не понимаю.

— И я, Василий. Идем дальше.

Прошли еще саженей пятьдесят и уперлись в завал. Дальше ходу не было. Изумлению друзей не было предела.

— Дьявол! Куда ливонец подевался?

— Идем вспять, Василий. Тут и впрямь без дьявольщины не обошлось.

У калитки башни их поджидал стрелец Нехорошко.

— Ливонец не выходил? — на всякий случай спросил Пожарский.

— Не выходил, князь.

— Значит, он остался в подземке. Не черти же его съели.

— А коль спрятался в подземке, то запрем калитку, а утром еще раз осмотрим весь тайник.

Но Михалков с таким предложением не согласился:

— Подождем его выхода.

— Не вижу смысла, Федор.

— Подождем. А вдруг?

— Что «вдруг?»

Но Федор так и не ответил.

Ждали с погашенными факелами. Прошел час, другой. У Василия лопнуло терпение.

— И ради чего на ветру мерзнуть? Надо было в полушубки облачаться. Давай закроем калитку — и в Гостевую.