Великая княгиня Елизавета Федоровна. И земная, и небесная

«Промыслу Божию угодно было поставить ее здесь в Москве в ближайшее общение с русскою жизнью – и она почувствовала здесь всю захватывающую красу Православной Церкви, всю благодать, сообщаемую в Церкви, все биение жизни русского народа. Здесь она окончательно осознала себя воистину православной, и радость этого глубокого душевного удовлетворения в ней оказалась столь глубокою, что Православия нельзя теперь от нее взять, по собственному ее свидетельству, даже ценою мученической смерти. Сердце ее хотело выразить благодарность Церкви, ее возродившей. Она желала дать, по духу Православия, какую-либо жертву Богу, в благодарность Ему за радость познания истины веры и жизни. Приспел час – и мучительным путем скорби, после столь ужасного несчастья, после потери убиенного супруга и насильственного разрушения своей семьи, она приходит к созданию новой великой семьи духовной в этой обители и здесь отдает себя в жертву Богу, в жертву Церкви, в жертву любви милующей и благотворящей», – так с восторгом говорил о благоверной Елизавете Московской священник Иоанн Восторгов.

Четверть века исполнялось и со времени ее переезда в Москву. Более русская, чем иные русские, более православная, чем иные православные, она теперь стала во многом и более москвичкой, чем иные москвичи, всей душой прикипела к этому великому граду, мечтала провести в нем остаток жизни, пройдя уже половину жизненного пути по московским улицам и площадям.

В эти дни крестовая дама много читала о святой Жанне д’Арк, восхищаясь ею и в ней невольно предвосхищая свое грядущее мученичество, неправедный и чудовищно несправедливый суд, оплевание толпы. Повторяла слова Жанны: «Работай, работай, и Господь поработает нам», ставшие ее собственным девизом.

В эти же дни русские стали одерживать победы на фронтах, особенно на Юго-Западном, явилась надежда на то, что в скором времени святой Царьград-Константинополь перестанет называться Стамбулом и вернется в руки людей православных, и Елизавета Московская пламенно мечтала об этом великом событии. В то время, как большинство русских людей мечтало совсем об ином – о свержении Дома Романовых, о республике, о всяческих и превсяческих свободах.

В 1916 году мы видим настоятельницу в Твери и Царском Селе, в Курске и Орле, Владимире и Суздале, в Ярославле и Костроме, в Иванов-Вознесенске и Сарове. И снова в Москве. И всюду – в лазаретах и госпиталях, на фабриках и в артелях, в приютах и обителях, церквях и монастырях.

Заканчивался последний год Дома Романовых. Победы Брусилова хоть и нанесли тяжелейшее поражение австро-венгерской армии, но не привели к настоящему разгрому врага. Все надежды перекладывались на год предстоящий. Если бы знать, что он принесет на самом деле! Но лучше было и не знать.

А под занавес года – гром среди ясного неба! – убит Распутин!

Впрочем, к тому уже все шло, и русское общество, подготовленное массированной атакой газет, в основном распространявших клевету, только и думало: «Ну когда же? Ну когда же!» Многие «достоверные сведения» потом были легко развеяны, когда выяснялось, что Распутин, там-то и там-то устроивший беспорядки, драки и дебоши, на самом деле в то время находился совсем в ином месте. Конечно, дыма без огня не бывает, и Григорий Ефимович, благодаря своему эксцентричному поведению, откровенно вызывал огонь на себя. В том, быть может, сохранялась его тайна – чем больше на него клеветали, тем сильнее он становился.

Елизавета Федоровна оставалась непреклонной противницей присутствия Распутина при царской семье, равно как и люди, окружавшие ее, которых сестрица-царица однажды назвала «ханжеской кликой Эллы». В качестве одного из главных таранов она пыталась использовать старого друга – Джуна. В августе 1915 года Джунковский открыто обратился к государю с просьбой избавиться от Распутина. Из дневника великого князя Андрея Владимировича: «17 августа. Царское Село. Я был у мама и узнал, что вчера Ники написал министру внутренних дел Щербатову письмо с приказанием немедленно уволить генерала Джунковского… Причина всего этого кроется в Распутине, который мстит Джунковскому за то, что он при расследовании московского погрома в мае раскрыл целый ряд неблаговидных поступков Распутина и донес об этом Государю. Молва говорит, что Распутин в пьяном виде публично похвалялся, что… прогонит обер-прокурора Святейшего Синода Самарина, Джунковского и великую княгиню Елизавету Федоровну». Тут непонятно одно – откуда мог Распутин прогнать великую княгиню? Из обители? Из Москвы? Из России?