А вскоре православная Москва испытала настоящее удивление и восторг, когда 22 апреля (5 мая по новому стилю) неслыханное количество русских людей явилось в Светлое пасхальное воскресенье, чтобы войти в Кремль и поклониться всем его святыням. Их не пускали в Кремль, но они упорно стекались и заполнили от края до края всю Красную площадь. Люди шли к новой власти, чтобы показать силу своей веры, чтобы новая власть считалась с этим и уважала свой народ. Десятки сохранившихся фотографий поражают воображение, когда видишь это человеческое море с хоругвями, иконами, свечами, крестами. Они словно свидетельствовали тем, кто засел за кремлевскими стенами: вот скольких вам придется убивать, чтобы искоренить нашу веру. Ну что ж, ответили им из-за стены, сколько надо, столько и убьем!
Никогда больше главная площадь России не видела подобного религиозного всплеска! Не случайно в те дни Елизавета Федоровна писала в другом письме к Олсуфьевой: «Полностью разрушена великая Россия, бесстрашная и безукоризненная. Но святая Россия и православная Церковь, которую врата ада не одолеют, существуют и существуют более, чем когда бы то ни было. И те, кто верует и не сомневается ни на мгновение, увидят внутреннее солнце, которое освещает тьму во время грохочущей бури… Подумайте о грозе. Какие величественные и страшные впечатления! Некоторые боятся, другие прячутся, некоторые гибнут, а иные же видят в этом величие Бога. Не похоже ли это на картину настоящего времени?»
Она не боялась, не пряталась, видела величие Бога и обречена была погибнуть. Заканчивалось время ее пребывания в Гефсиманском саду, которым стала для нее Москва, близилось то святое и страшное, где Елизавету Московскую ожидала алапаевская -
Голгофа
Светлую пасхальную седмицу на Большой Ордынке встречали радостным настроением после вчерашней многотысячной православной демонстрации на Красной площади. Гадали, как это всенародное проявление верности христианским заповедям воспримет новая власть, объявившая себя народной. Известно предание о том, как один из революционеров, явившись в Марфо-Мариинскую обитель, после разговора с настоятельницей ушел со словами: «Возможно, что мы разными путями идем к одному и тому же идеалу». Вдруг и новые власти осознают это, захотят вместе идти к народному счастью? Пусть без царя, но со Христом и с патриархом.
Но недолго крестовая дама и крестовые сестры могли тешить себя иллюзиями. Напуганное парадом христиан на Красной площади правительство Ленина бросилось совершать ответные шаги, а точнее, наносить удары по Православию, и первый удар нанесло по обители на Большой Ордынке, обезглавив ее.
Во вторник Светлой седмицы отмечался праздник Иверской Богородицы. Как раз напротив обители находится храм Иверской иконы на Всполье, и утром здесь состоялось патриаршее богослужение. Елизавета Федоровна и крестовые сестры присутствовали на литургии, совершаемой патриархом Тихоном, причащались Святых Таин. По окончании службы святейший прямиком отправился в обитель и долго обедал с сестрами, беседовал с настоятельницей, говорили о позавчерашнем событии на Красной площади, мечтали о том, что это добрый знак и все будет прекрасно.
В 4 часа Тихон уехал, а через полчаса подъехала машина с латышами-красноармейцами и комиссаром ЧК, который приказал Елизавете Федоровне собраться и ехать с ним. Поскольку ей велели отправляться с вещами, становилось ясно, что увозят отнюдь не для бесед и консультаций с новыми властями. На сборы отводилось всего полчаса. Чекист вел себя вежливо и даже позволил настоятельнице взять с собой двух крестовых сестер в качестве сопровождающих, что можно даже рассматривать как любезность. По воспоминаниям воспитанницы обители Параскевы Кориной, сестры бежали со всех сторон в суматохе, из общежития, из больницы, из сада. Настоятельница всем повторяла: «Не плачьте, на том свете увидимся».
Вместо себя Елизавета Московская временно назначила Валентину Гордееву, дала ей последние наставления, благословила собравшихся во дворе обители сестер и – покинула свой Гефсиманский сад.