Поместный Собор, кстати, решительно отклонил ее проект возрождения чина диаконисс. Так, может статься, Тихон мало-помалу вникнет в эту идею, поймет, чего она добивается, и своим решением, наконец, одобрит? А там, глядишь, она станет доброй советчицей при патриархе, как некогда была при императоре, ныне находящемся вместе со всей семьей в ссылке в Тобольске. Едва ли Тихон станет окружать себя странными людьми типа Распутина или Филиппа.
Она смотрела вокруг себя и видела, как люди радуются, улыбаются, смахивают слезы. Какие ужасы им пришлось пережить в Москве за последние дни, а ведь у кого-то из них погиб сын или отец, муж или жена, кому-то завтра идти на похороны близких и незабвенных, а они здесь стоят и утешаются этим чудом воскрешения патриаршества. И славословят Патриарха Московского и всея Руси Тихона, только что избранного по жребию.
Знаменитый на всю Россию протодиакон Успенского собора Константин Розов возгласил многолетие: «Господину нашему высокопреосвященнейшему митрополиту Московскому и Коломенскому Тихону, избранному и нареченному в патриархи богоспасаемого града Москвы и всея России – многая лета!»
Сам Тихон при своем избрании отсутствовал. Он, как и все митрополиты Московские начиная с Филарета (Дроздова), жил за Садовым кольцом на севере, в Свято-Троицком подворье. И теперь из храма Христа Спасителя крестным ходом огромная процессия двинулась к нему с великим известием. Впереди всех шли три митрополита – Киевский Владимир (Богоявленский), Петроградский Вениамин (Казанский) и Тифлисский Платон (Рождественский). Елизавета Московская следовала где-то за ними, видя неподалеку от себя Вадима Викторовича Руднева. Эсер, выбранный в июле московским городским головой, еще недавно он возглавлял Комитет общественной безопасности, проиграл битву за Москву большевикам и почему-то так и не был ими арестован. Шел мелкий дождь, процессия двигалась по Волхонке, пересекла Знаменку, и можно было видеть, как комиссары вводили и выводили из здания Александровского училища пленных юнкеров и офицеров. Потом вместе со всеми она шла мимо Кремля, с ужасом поглядывая на его исстрелянные стены и башни. Далее процессия двинулась мимо Иверских ворот и Городской думы, мимо расстрелянного вдрызг фасада гостиницы «Метрополь», вышла на Театральный проезд. По Рождественке поднялись до Трубной площади, свернули на Цветной бульвар и по нему двигались к Садовому кольцу, перейдя через которое, вскоре дошли Свято-Троицкого подворья. Новоизбранный патриарх, выслушав многолетие, ответил: «Благодарю и приемлю и нимало вопреки глаголю. Это, дорогие мои, я изрек слова, данные по чиноположению. Но, рассуждая по человеку, могу многое глаголить вопреки настоящему моему избранию. Ваша весть об избрании меня в Патриархи является для меня тем свитком, на котором было написано: „Плач, и стон, и горе“, и такой свиток должен был съесть пророк Иезекииль. Сколько и мне придется глотать слез и испускать стонов в предстоящем мне патриаршем служении, и особенно в настоящую тяжкую годину! Подобно древнему вождю еврейского народа Моисею, и мне придется говорить ко Господу: „Для чего Ты мучишь раба Твоего? И почему я не нашел милости пред очами Твоими, что Ты возложил на меня бремя всего народа сего? Разве я носил во чреве весь народ сей и разве я родил его, что Ты говоришь мне: неси его на руках твоих, как нянька носит ребенка. Я один не могу нести всего народа сего, потому что он тяжел для меня“. Отныне на меня возлагается попечение о всех церквах Российских и предстоит умирание за них во вся дни. А к сим кто доволен, даже и из крепких мене! Но да будет воля Божия! Нахожу подкрепление в том, что избрания сего я не искал, и оно пришло помимо меня и даже помимо человеков, по жребию Божию».
13 ноября тех юнкеров, чьи тела не забрали родители или родственники, отпевали в храме Большого Вознесения, откуда похоронная процессия под дождем и снегом отправилась на северо-запад. Некоторые гробы несли на руках, другие везли на колесницах: по Тверскому бульвару, по Тверской и Тверской-Ямской, по Петербургскому шоссе – в село Всехсвятское, на то самое Братское кладбище, основанное Елизаветой Московской для воинов, павших в Первой мировой, или, как тогда говорили, во Второй Отечественной войне. За три года кладбище разрослось, на нем нашли упокоение двадцать тысяч солдат и офицеров.
А еще через восемь дней, 21 ноября, крестовая дама в числе немногих допущенных входила в Кремль, где должна была состояться интронизация нового патриарха. С ужасом она взирала на израненную святыню. Со времени бомбардировки прошло три недели, и следы варварских артиллерийских ударов бросались в глаза повсюду. С какой болью она увидела обезображенные Малый Николаевский дворец и Чудов монастырь – здания, с которыми так много было связано в ее жизни, где находилась усыпальница ее мужа. Одолевала тревога – не осквернено ли захоронение?! Страшно было и подумать, какое бесчинство могло там происходить после того, как озверевшие красные ворвались в Кремль.