Великая княгиня Рязанская

Распространению слухов немало способствовал сам Иван Фрязин. Ещё в первый свой приезд, без позволения на то великого князя, он свободно перемещался по Италии. Отправился, к примеру, в Венецию. Там выдал себя за посла великого князя Московского, наделённого большими полномочиями, с почестями был принят дожем Николаем Троно. Тот как раз в это время намеревался отправить в Золотую Орду своего посла Джованни Батиста Тревизано с просьбой помочь Венеции в борьбе с турками. Фрязин то ли вызвался, то ли согласился взять посла дожа себе в попутчики. Благополучно доставил Тревизано в Москву, а там почему-то выдал его за купца, своего родственника, и отправил его дальше как частное лицо. Великий князь Московский узнал правду, когда его лукавый тёзка был уже опять на пути в Рим, и страшно разгневался. Однако вдогонку за ним не послал, предоставив ему возможность выполнить важное поручение – привезти невесту. Тревизано же задержали в Рязани, вернули в Москву и посадили в тюрьму как лазутчика. Незадачливый Иван Фрязин пировал в Риме, бахвалился и заносился, не представляя, что в Москве его ждёт жестокая кара.

24 июня 1472 года он с царевной Софьей (после обручения она стала зваться этим именем) выехал из Рима. Кроме него и его свиты, царевну сопровождали папский легат Антоний, получивший задание от папы обратить великого князя Московского в католичество, посол от братьев Софьи, некто Дмитрий, и несметное количество греков – всяческая обслуга да ещё какие-то лица, занятий которых Софья не представляла, но не считала лишними, так как присутствие их придавало процессии торжественность и пышность. Сразу было видно – едет царевна, а не какая-то захудалая герцогиня.

Пришлось царевне ехать в коляске и верхом, плыть под парусами по Балтийскому морю, проделать огромный опасный путь по Европе. Промелькнули перед ней и не запомнились чужие большие и малые города, богатые и не очень замки, а то и совсем нищенские аустерии. Кое-где в её честь устраивали даже пышные приёмы – хозяева радовались лишнему поводу повеселиться. Католики на этих негаданных празднествах чествовали её не как невесту властелина могущественной державы (не все, к огорчению Софьи, о такой державе знали), а как любимую воспитанницу покойного папы Павла и подопечную нового папы Сикста IV. Сведения о Зое-Софье, поднимающие её в глазах гостеприимных хозяев, распространял папский легат, а Фрязин рассказывал, чтобы повеселить их, о курьёзе, который произошёл во время сватовства. Отправляя за невестой посольство в Рим, Иван, великий князь Московский, ещё не знал о смерти папы Павла, с которым велись переговоры о браке, и на его имя написал верительные грамоты. В пути выяснилось, что Павла нет в живых, и послам пришлось выскабливать его имя и вписывать новое. С большим тщением вывели всюду «Калист», а потом узнали, что папа вовсе не Калист – протёрли грамоты до дыр.

Софья тоже развлекала хозяев, но непроизвольно: она привычно очаровывала, блистая красотой, прекрасными манерами, отличным умением танцевать. Глядя на неё, легко и весело движущуюся в танце, Иван Фрязин думал: «Бог мой, как грациозна. Да-да, грациозна, несмотря на полноту. Но там, в Москве, это никому не нужно. Никто не знает даже, что это значит, никто не ведает, кто такие грации». Он жалел её, красивую, образованную, умную, и не мог понять, что заставляет Софью ехать в Московию, становиться женой деспотичного, грубого, малообразованного человека, которого она и знать не знает. Да если бы у него, Фрязина, были её богатство и положение, он никогда бы не поменял солнечную Италию на холодную землю москвитян, никогда бы не получил обидного, неуважительного прозвища Фрязин, что значило по-русски просто «итальянец».

На счёт богатства Софьи он, конечно, очень заблуждался, и положение царевну не устраивало: она хотела властвовать, и было тайное желание – просветить дикий восточный народ. И, преследуя эту цель, она прихватила с собой несколько повозок книг, всю наследственную библиотеку, которую к тому же пополняла по дороге, предполагая, что ничего подобного ей в Москве не сыскать. В пути Софья усердно учила русский язык, в этом ей очень помогал ловкий, услужливый Фрязин.

12 ноября царевнин поезд прибыл в Москву.

Анна приехала двумя днями раньше. Опять, как два года назад, пустилась в путь, четыре дня езды, в предзимье. Ехала на сей раз без Василия. Он занемог или сказался хворым, чтобы не встречаться с московской родней. Советовал и ей отсидеться дома, боялся, кабы худо ей не сделалось в дороге – того и гляди растрясёт по кочкам да ухабам. Но Анне не терпелось увидеть иноземку: какая она, эта царевна, что четыре с половиной месяца едет к суженому, которого видать не видала, в страну чужую, со своими обычаями и языком. Чем только прельстилась? Голытьба, видно, бесприданница, только и привезёт с собой одно звание – царевна. Да и поддержать мать хотелось: шуточное ли дело – два удара приняла, один за другим, – смерть Юрия, сватовство Ивана.