Великая княгиня Рязанская

И дальше они разговаривали мысленно. Однако Анна не понимала этого и принимала разговор только за свои размышления. А сводились они к тому, что рождение ребёнка многое изменит в её жизни, появятся новые заботы, новая любовь и тревога. Она перестанет сомневаться в своей привязанности к Василию (будет не до сомнений!), перестанет сопоставлять его с князем Пронским, который своим невольным восклицанием оскорбил её, унизил, да, унизил, не будет горевать о Юрии. Он выполнил своё предназначение на земле. Бог, призвав его, оградил от грядущих страданий. Юрий был славным, честным воином, сражался с басурманами за родину и веру. Теперь враги ослабли, бегут без боя. Москву ждут впредь лишь войны братоубийственные. Иван Васильевич станет против соплеменников, пойдёт против братьев родных. Засадит их в темницу.

Богородица заступилась за Юрия, избавила от участия в делах неправедных.

В терем Анна вошла почти успокоенная. Василий поджидал там же и не высказал обиды, не спросил, где была, как бы и не заметил её отсутствия. Опять усадил на лавку, примостился рядом и продолжил печальный рассказ. Юрий умер не от ран, как подобало воину. Его сразила моровая язва, болезнь (чума, холера?), что обрушилась одновременно на московский и ордынский станы. Видимо, она обратила ордынцев во внезапное бегство. Ивана ужасная немочь миновала: он загодя покинул войско, спешно отправился в Ростов к захворавшей матери. Во время непродолжительной болезни Юрия и его кончины рядом с ним не было никого из близких. С похоронами замешкались, ждали Ивана. Он прибыл на четвёртый день. Покойного отпевал митрополит Филипп с епископами сарским и пермским, погребли его в Архангельском соборе. Не надеясь, что останется жив, Юрий во время болезни составил завещание: братьям и матери – всю недвижимость, сестре – драгоценное, волшебное ожерелье бабки Софьи, то самое, сделанное из пояса Дмитрия Донского.

Василий протянул Анне небольшой, вишнёвого цвета кошель. Его кожаный верх местами был истёрт так, что обнажилась подкладка. Любимый, единственный кошель Юрия. Он не расставался с ним, как с оберегом, как с ладанкой. Говорил, что это калита[41] их пращура Ивана, ей-де и обязан пращур своим прозвищем. Мать смеялась, думала, что Юрий всё выдумал, чтобы подразнить братьев, купил кошель на Красной площади у какой-нибудь нищей старухи или у лукавой цыганки. Иван поддакивал матери, но видно было – завидует. Анна не сомневалась, что обтрёпанный кошель и есть знаменитая калита: не такой человек Юрий, чтобы говорить напраслину. И, получив теперь в наследство маленький бесспорно древний мешочек, Анна задумалась, случайный ли это дар, подвернувшееся под руку Юрию вместилище для ожерелья, или своеобразный наказ ей – быть рачительной хозяйкой в княжестве своём, преумножать его богатства, как делал Иван Калита. Она не смогла развязать узел шнура. Василий же справился с ним быстро и сам вынул ожерелье. Оно оказалось невзрачным: несколько рядов слабо мерцающего крупного жемчуга, потускневшие яхонты – незавидное на первый взгляд наследство. Даже не видавший ожерелья писец, который писал под диктовку Юрия завещание, посчитал, что обделил князь сестру, её доля наследства не сопоставима с тем, что предназначалось братьям. Не мог он предположить, как завидовали они все Анне, с каким удовольствием поменяли бы на невзрачное, но волшебное ожерелье полученные уделы.

Анна протянула к ожерелью руки, как тянут их в стужу к огню костра. Но Василий сам возложил бесценное украшение поверх её рубахи. Оно оказалось слишком свободным для шеи, спустилось ниже ключиц. От ожерелья исходило тонкое тепло. Анне почудилось, что Юрий положил ей на плечи руки.

– Он приходил ко мне попрощаться в день кончины, – прошептала Анна. – Это было перед тем, как Ванюша залез на дерево.

Василий улыбнулся, так улыбаются ребенку, когда он говорит нелепицы.

– Не веришь? Спроси Еввулу. Да где же она?

Еввулы в опочивальне не было.

– А кто её знает, – продолжая улыбаться, ответил Василий, – она человек свободный, вольный, а мне, Лисонька, пора за дела браться. – И, поцеловав жену, он поспешно вышел.

Анна пошарила в кошеле, в надежде найти письмецо от Юрия, и вынула истёртый клочок пергамента с выцветшей, едва различимой надписью на нём. Но она всё-таки разобрала буквы, было начертано: «Не в богатстве – счастье».

9

Ещё не кончился траур по Юрию, а в Московском княжеском доме уже готовились к свадьбе. Иван перед походом получил согласие Зои Палеолог на брак и сразу же отправил Ивана Фрязина за невестой. Он же и представлял великого князя на обручении в папском Риме. Во время этого торжественного действа Иван Фрязин надел Зое на палец дивное кольцо с таким драгоценным яхонтом, что всех присутствующих пробрала дрожь и не только от зависти – какой мощью, каким богатством обладает властелин далёкой варварской страны! О великолепном яхонте говорили долго потом не только в Риме, но и во Флоренции, и в Венеции, возможно, и в Неаполе, хотя гостей из этих городов-государств на обручении и не было.