Великая княжна в изгнании. Рассказ о пережитом кузины Николая II

Тогда я совершила первую крупную ошибку, что стало лишь началом целой вереницы ошибок, сделанных из-за неопытности и остатков иллюзий. Мы еще воображали, что большевистский режим вот-вот падет – либо рухнет сам по себе, либо в результате борьбы с красными. Мы не строили планы на далекое будущее, не стремились обосноваться в Лондоне более или менее постоянно, считая его лишь временным пристанищем. Деловые люди, среди них знаменитый полковник Бойл, которому удалось организовать наш отъезд из Одессы, советовали мне устроить аукцион у «Кристи» и продать мои драгоценности разом; так у меня образовался бы капитал, который позволил бы мне жить если не в роскоши, то, по крайней мере, безбедно. Но я и слышать не желала о подобных мерах и решительно возражала советчикам. Драгоценности я ценила главным образом благодаря связанным с ними воспоминаниям; подавляющая их часть перешла ко мне по наследству, и мне всегда казалось, будто мне лишь доверили их на время, до конца жизни, и мой долг передать их дальше, моим потомкам. Все эти тиары, браслеты и броши в старомодных оправах были единственной осязаемой нитью, которая связывала меня с прошлым величием, с жизнью моих дедов и прадедов. Всякий раз, вынужденная расставаться с тем или иным украшением, я вспоминала его историю, и, когда передавала его в руки покупателя, с ним уходил кусочек прошлого. Я оценила мудрость данных мне советов, когда было уже поздно и количество моих драгоценностей до такой степени сократилось, что невозможно было что-либо спасти. Вскоре парижский рынок оказался перенасыщен русскими драгоценностями. Как правило, их владельцы напрасно надеялись на их большую ценность. Парижские ювелиры точно знали, кому принадлежат самые ценные гарнитуры или коллекции камней; когда они выставлялись на продажу, ювелиры сговаривались не перебивать друг другу цену. Таким образом, самые драгоценные вещи уходили практически за бесценок. Постепенная продажа моих украшений, которая продолжалась несколько лет, остается одним из самых болезненных переживаний моей жизни в изгнании.

Я начала продавать свои драгоценности с рубинов, которые не были связаны у меня с важными воспоминаниями. Помню день, когда мы с мужем стояли перед ювелирным магазином на Бонд-стрит; с нами пошел полковник Бойл. В кармане мужа лежали рубины, завернутые в вату и папиросную бумагу. Меня смущала мысль, что придется входить в магазин и предлагать что-то на продажу; прежде такого со мной никогда не случалось. Наконец, я набралась храбрости и вошла. Бойл последовал за мной. Мы попросили пригласить владельца. Последовала сцена, которая впоследствии повторялась столько раз, что со временем стала для меня вполне привычной. Путятин извлек из кармана драгоценности, их развернули, и ювелир подверг их тщательному осмотру. Он морщился, словно осмотр был ниже его достоинства. Его пальцы, его глаза пробегали по камням, по податливым, нежным холмикам, как муравьи по цветочной клумбе. Все происходило в полном молчании. Если мы считаем, что камни обладают большой ценностью, мы, разумеется, сильно заблуждаемся. Так нам неизменно говорили повсюду. Они оказывались либо слишком большими, либо слишком маленькими, граненными там, где их не следовало подвергать огранке, и наоборот, и никогда у нас не было полного гарнитура. Времена сейчас тяжелые, никто ничего не покупает… Однажды в крупном ювелирном магазине в Париже, когда я продавала одно очень дорогое для меня украшение, в зал вышел отец владельца, дрожащий старик, о чьем существовании никто не подозревал. Несомненно, его позвали, чтобы я не сомневалась в порядочности фирмы. Сын почтительно, но решительно объяснил мне, как мало выгоды он получит от сделки; он готов купить у меня вещь, но только ради того, чтобы доставить мне удовольствие. Временами он поглядывал на отца, ища поддержки, и старик молча и серьезно одобрительно кивал, хотя было ясно, что он не понимал ничего из происходящего. Семейная сцена разыгрывалась из-за вещи, которую им очень хотелось купить. После многочисленных вздохов, заверений в почтении и жалоб на нынешние трудности они назвали мне непомерно низкую цену. Я вышла от них в отчаянии, кипя от отвращения. Ту вещь я им так и не продала, хотя прежде они получили от меня много других. В конце концов я продала украшение знакомым по очень низкой цене; к последствиям этой продажи я вынуждена буду еще вернуться позже, так как они оказались весьма важными.

Но, возвращаясь к нашему первому опыту: увидев, как нерешительно мы ведем переговоры, полковник Бойл вмешался, и дело пошло. Рубины были проданы; мы получили деньги.

Теперь мы могли строить планы на ближайшее будущее. Мы найдем место, где можно будет поселиться всем вместе, и муж поедет в Румынию за нашим сыном.