Великая княжна в изгнании. Рассказ о пережитом кузины Николая II

В конце пошивочного сезона я могла покинуть Париж, но уезжала оттуда нехотя и редко брала долгий отпуск. Я боялась, что в мое отсутствие что-нибудь пойдет не так; кроме того, могла судить об успехе своих творений только по количеству повторных заказов. Если их поступало много, я имела право считать, что мои усилия в подготовке коллекции не были напрасными.

Главным образом я уезжала в отпуск ради мужа, который нуждался в перемене обстановки. И Дмитрий, и он очень уставали из-за того, что долгое время не могли покинуть большой город. Весной 1920 года, когда мы еще жили в Лондоне, сначала Дмитрий, а потом Путятин купили себе по мотоциклу с коляской. В Париже они приобрели машину «ситроен»; Путятин носился в ней по улицам и выезжал за город. Он водил машину, словно гоночную, выжимая из нее все лошадиные силы до последней. Даже более прочный и солидный автомобиль едва ли мог бы выдержать такое обращение, и через три или четыре месяца бедная машина окончательно выдыхалась; она дребезжала и скрипела, как старая кофемолка. Убедив всех, что машина больше не в состоянии служить, Путятин покупал новую машину, с которой обращался точно так же. Мне удалось кое-как привыкнуть к его вождению; но моему брату, который реже ездил с ним, делалось решительно не по себе, когда Путятин садился за руль. Мы с Дмитрием сидели сзади и испуганно вцеплялись в сиденья; нас швыряло из стороны в сторону, а водитель гнал машину вперед, не обращая внимания ни на какие препятствия.

Потом я предложила мужу отправляться на автомобильные прогулки не со мной, а с кем-то из своих русских друзей. Впрочем, какая-то тайная сила их хранила, и, хотя они обычно исчезали на несколько дней, всегда возвращались целыми и невредимыми.

Во время летнего отпуска мы, как правило, ездили в Биарриц и оставались либо там, либо в Сен-Жан-де-Люз, в нескольких милях южнее на побережье. Две-три недели мы проводили на берегу океана, иногда в обществе моей мачехи, княгини Палей, и двух моих единокровных сестер, иногда с друзьями. Но я уже достигла того возраста, когда курортная жизнь меня не прельщала; я не могла наслаждаться бесцельным, бессмысленным отдыхом. Хотя редкие недели, которые я проводила на том или ином курорте, почти не отражались на моей работе, все же во время отдыха я общалась с задерганными и взволнованными представителями рода человеческого послевоенного периода; можно сказать, что отпуска обогащали мой опыт.

Большинство отдыхающих год за годом собирались на нескольких модных курортах Атлантического побережья. Приезжие из всех частей света составляли своего рода обширный клан; даже те, кто попадал туда впервые, немедленно вписывались в тамошнее общество. Членов «клана» связывали одинаковые основные интересы – развлечения и азартные игры. Однако клан разбивался на группы, в которые объединялись в соответствии с личными вкусами и склонностями; они разнились от сезона к сезону. Разгорались жаркие ссоры, плелись интриги, завязывались дружбы, начинались романы – и все на протяжении нескольких недель, чтобы после забыться. Все актеры, которые так серьезно играли свои роли в пьесе, разъезжались по четырем частям света. Вернувшись через год, они все начинали сначала с тем же воодушевлением, но с другими партнерами или другими соперниками, как распоряжался случай.

Красивые пейзажи Страны Басков представляли собой лишь фон. Их почти никто не замечал. Для большинства пейзаж напоминал знакомую раму – хотя такую, без которой картина была бы неполной. Сама картина была вполне заурядной. Обладатели случайно полученных состояний, у которых вначале не было ничего общего, случайно собирались вместе и вели искусственное существование, у которого не было ни настоящего, ни будущего. Этот мирок был слишком мал, чтобы за ним можно было просто наблюдать со стороны. Сразу по прибытии каждый гость оказывался в центре.

Хотя в Биаррице часто собирались люди самые необычные, на курорте даже в самых заурядных субъектах проявлялось нечто особенное.