Великая княжна в изгнании. Рассказ о пережитом кузины Николая II

Разумеется, подобные мысли приходили мне в голову не одновременно. Процесс шел медленно; когда же мысли мои созрели, я поняла, что их невозможно изменить. Но и здесь я тоже оказалась одна. Эволюция, которая подарила мне такое огромное внутреннее удовлетворение, не способствовала моему семейному счастью. Ее действие оказалось прямо противоположным.

Я очутилась перед выбором, который с течением времени делался все более трудным. Хотя я и вступила во второй брак по любви, наш союз был неравным. Более того, мы поженились в обстановке великого кризиса. Как только опасность перестала угрожать нашей жизни и нам пришлось вливаться в устоявшееся общество, стала более заметной разница в наших вкусах и темпераментах.

Жизнь в изгнании, которая последовала после пережитого нами катаклизма, – наверное, самое жестокое испытание, какое только можно вообразить. Мы не знали, что принесет завтрашний день. Подобное существование не делает скидок, в нем нет места колебаниям и нерешительности. Надо было жить изо дня в день, сжав зубы. По сравнению со своими товарищами и другими представителями его круга мой муж вел довольно легкую жизнь; его не поставили к стенке и не вынудили заниматься тяжелым физическим трудом. Его семья оставалась на моем попечении, у него не было определенных обязанностей, и он воспринимал жизнь в изгнании как своего рода долгий отпуск. Я постоянно вынуждена была видеть в своем доме людей, которым он сочувствовал и которыми окружил себя. Они жили в совершенно другой плоскости, чем я. Их интеллектуальные запросы были скудны; самым главным в жизни для них были удовольствия и отдых, в чем мой муж с готовностью к ним присоединялся. Между этой группой молодых людей, к которой естественно принадлежал Путятин, и мною было очень мало общего. Для того чтобы сохранить воодушевление, мне нельзя было вникать в их повседневную жизнь, знать их взгляды и политические пристрастия, что в наших условиях оказалось совершенно невозможным. Я оказывалась в центре разных мелких происшествий и интриг, которые отнимали слишком много сил. Хотя я пыталась выказывать свое неудовольствие таким порядком вещей и намекала на серьезные последствия, к моим словам не прислушивались. Из-за недостатка красноречия мне трудно было изложить свою точку зрения; кроме того, я терпеть не могла ссоры, поэтому наивно надеялась на чудо, которое изменит неизбежный ход событий. Временами, придавленная своими трудностями, я находилась на грани срыва, но понимала, что поддаваться нельзя – слишком многое поставлено на карту.

Наконец наступил день, когда я поняла, что больше не выдержу. Терпение мое подошло к концу, мне надоело постоянно уступать. Я непременно хотела следовать единственным курсом, который делал жизнь в изгнании сносной или достойной. После нескольких бурных и мучительных дней, разрываемая сожалениями, угрызениями совести, но на сей раз не утратив решимости, я покинула Париж в одиночку, чтобы обо всем подумать в спокойной обстановке. Сначала я поехала к Люсии Марлинг в Шотландию, а потом мы вместе с ней отправились в Гаагу, где тогда служил послом сэр Чарльз. К тому времени я была совершенно измучена работой, многочисленными обязанностями и тревогами и нуждалась в отдыхе. Даже моя мастерская, оставленная на попечение свекрови, была на время забыта.

На время освободившись от своих обязанностей, я позволила себе роскошь просто отдыхать в комфорте и удобстве. Я понимала, что рано или поздно мне придется принять важные решения, однако пока я не могла о них думать, я не могла думать ни о чем. Последние недели в Париже превратились в кошмар, слишком болезненный и унизительный для того, чтобы казаться правдой, и единственным доказательством того, что все происходило на самом деле, были длинные письма, которые приходили почти ежедневно. Всякий раз они выбивали меня из колеи. Вместе с тем я понимала: если проявлю слабость и вернусь сейчас, меня заставят возобновить прежнее существование, невзирая на все обещания, данные в письмах. Нет, мы не ссорились. Просто мы слишком по-разному относились к жизни. Для стирания различий требовалось нечто большее, чем простое примирение. Но я так устала, что не могла даже думать о продолжении наших отношений. Мне хотелось одного: уединения, места, где я могла бы пожить сама, подумать о том, что нравится мне самой, а не о том, что мне постоянно навязывают.