Великая княжна в изгнании. Рассказ о пережитом кузины Николая II

Когда я начала жизнь сначала и снова налаживала связь с внешним миром, произошел один случай, напомнивший мне прошлое, когда я очутилась в сходном положении. В самом начале войны я в одиночестве неожиданно оказалась в самом центре совершенно незнакомого окружения; мне пришлось делать то, чем я прежде никогда не занималась. Двое совершенно незнакомых людей сжалились над моими неопытностью и наивностью: отец Михаил и доктор Тишин. С того дня, как я покинула Россию, я ничего не знала ни о них, ни о других, с кем вместе работала на войне. И вдруг однажды, когда я приехала в контору, секретарша сообщила, что мне по телефону звонил доктор Тишин. Он сказал, что работал со мной в псковском госпитале, и просил о встрече. Секретарша не знала, правда это или нет; множество людей под разными предлогами добивались встречи со мной. Россия как будто оказалась на другой планете; меньше всего я ожидала получить известие из того туманного мира от доктора Тишина. Я попросила передать, чтобы он приехал, как только сможет, и ждала его с бьющимся сердцем. Наконец доктор вошел ко мне в кабинет. Если бы я не ждала его, то ни за что бы не узнала, так сильно он изменился с 1917 года, когда я видела его в последний раз.

– Неужели я так плохо выгляжу? – спросил он, заметив мое потрясение.

Боюсь, я промолчала. Хотя, судя по моим подсчетам, ему еще не было сорока лет, он выглядел настоящим стариком. Доктор потерял волосы; у него почти не осталось зубов. Он не был худым, но его полнота казалась нездоровой, лицо и глаза потускнели. В нем не осталось ни прежней энергии, ни оживленности. Казалось странным, что у этого незнакомца голос и манеры доктора Тишина. Пока я пыталась преодолеть потрясение, он начал рассказывать, что с ним случилось с лета 1917 года. После многочисленных и опасных приключений он очутился на краю бывшей Российской империи, где стал главным врачом одной провинциальной больницы; там он проработал последние несколько лет. Но его работа и условия жизни были такими тяжелыми, что у него развилась необычная форма базедовой болезни, и большевистские власти вынуждены были отпустить его за границу для консультации с зарубежными специалистами. Немецкие врачи не стали его обнадеживать. Оперировать его никто не брался. Должно быть, он понимал, что обречен. Ему хотелось остаться во Франции. Если бы он мог найти работу! В таком случае ему не пришлось бы возвращаться в Россию. Теперь он женился, и у него была маленькая дочь, которую назвали Марией; большевики позволили жене и дочери сопровождать его, что стало еще одним доказательством безнадежности его состояния, ибо в противном случае они, по их обычаю, оставили бы его жену и дочь как заложниц.

Выслушав доктора, я, в свою очередь, рассказала о себе и о том, что со мной случилось. Мне было что поведать и о последних полутора годах в России, и о годах изгнания. Должно быть, я немного увлеклась. Но во многом благодаря ему и отцу Михаилу я сумела посмотреть в лицо новой жизни – так я ему и сказала.

– Не знаю, что стало бы со мною без вас и без отца Михаила. Вы дали мне первые настоящие уроки жизни. Довольны ли вы своей ученицей? – Я огляделась по сторонам, посмотрела на бюро и на столы, заваленные документами и выкройками, на образцы вышивки, на все мелочи, которые говорили о моей новой деятельности. Но он не следил за моим взглядом.

– Ваше высочество, хотя вы о том и не подозреваете, вы, в свою очередь, научили нас многому из того, что мы не знали. С тех пор я часто думаю обо всем. Шесть лет, прожитые там, во многом перекроили меня. Вы живете за пределами России и поэтому не знаете; вы ничего не знаете… – с грустью проговорил он.

Я готовилась рассказать ему о своей работе, о новом подходе к жизни. В своем воодушевлении я собиралась разглагольствовать о своих взглядах на будущее, уверенная, что встречу в нем благодарного слушателя; но слова застряли у меня в горле, когда я поняла, что будущее его не интересует. Он хотел говорить об одном – о прошлом.

Я видела доктора Тишина лишь еще один раз. Не зная языков, он не сумел найти работу и вынужден был вернуться в Россию. Он исчез из моего мира так же внезапно, как появился; он вернулся в таинственную страну, какой была Россия, и больше я ничего о нем не слышала. Но встреча с ним пошла мне на пользу, несмотря на краткость его визитов и сопровождавшее их грустное настроение. Он напомнил мне о днях свободы, о бескорыстных усилиях, о прекрасных иллюзиях, давно сгинувших в водовороте жизни; он принес глоток свежего воздуха в нашу застойную и бесцветную беженскую атмосферу. Он к ней не принадлежал; он ничего не знал о ее мелочности и тюремной узости.