Великая княжна в изгнании. Рассказ о пережитом кузины Николая II

На нем был грубый твидовый охотничий костюм и высокие военные сапоги из черной кожи. С нашей последней встречи, которая состоялась во время войны, он сильно постарел; волосы и короткая бородка стали почти белыми. Не проявляя никакого интереса к тому, что я говорила, он смотрел на меня со скучающе-снисходительным видом. Как хорошо мне было знакомо такое покровительственное отношение! Так почти все мои старшие родственники относились к нам, более молодым членам семьи. Он как будто без слов подтверждал, что от такой никудышной личности, как я, не может исходить ничего достойного внимания. Тем не менее я выполнила поручение. Помню, я просила его не ограничиваться одними лишь средствами убеждения, которые ни к чему не приводили, но приказать. В данном случае лишь прямой приказ мог привести к желаемому результату. Николай Николаевич обронил несколько поверхностных фраз, и судя по тому, что он говорил, я поняла: он уверен в успехе собственной политики и считает, будто я не понимаю, о чем говорю. Я ничего не добилась.

Случилось то, чего мы все боялись. Разногласия между митрополитами, которым позволили беспрепятственно продолжать ссору, самым катастрофическим образом подействовали на моральный дух эмигрантов. Вплоть до того времени церковь оставалась единственным учреждением, свободным от политических интриг, и была единственной духовной гаванью, доступной изгнанникам. Если прежде распри эмигрантов можно было объяснить политическими убеждениями, из-за церковного раскола все лишь усугубилось. Различия во мнениях порождали вражду; жизнь многих изгнанников погрузилась в хаос. Эмиграция разделилась на два лагеря, хотя различия между ними непринципиальны.

В то время я значительно чаще, чем мне бы хотелось, общалась с духовными лицами. Поскольку в Париже стало так много православных, старый храм уже не вмещал всех. На окраине Парижа купили участок, на котором стояла старая неиспользуемая протестантская церковь. Эту церковь предстояло преобразовать в православный храм. Я вызвалась заняться убранством храма в память о членах моей семьи, убитых в революцию. За образец мы взяли план семнадцатого века; Стелецкий, известный русский художник и авторитет по старинному церковному искусству, предложил бесплатно написать фрески и иконы. На то, чтобы завершить начатое, у нас ушло два с лишним года, и мне пришлось так трудно, что я невольно жалела, что взялась за это. Церковники неуклюже вмешивались в убранство, не считаясь с принципами художественной целостности, в которых они ничего не смыслили; художник, раздраженный постоянным вмешательством, доведенный до грани нервного срыва, снова и снова угрожал бросить работу. Меня вызывали, чтобы сгладить недоразумения, которые случались слишком часто. Тем не менее, несмотря на трудности, работа была выполнена, и сейчас маленькая церковь служит ярким образцом русского религиозного искусства. Церковь стоит на холме, окруженная деревьями; в ней царит совершенно русская атмосфера.

Глава XXI Свадьба в семье

После разъезда с мужем у меня не возникло ощущения, будто я осталась совсем одна. У меня был брат, которого я любила всю сознательную жизнь. Наша прочная связь вызвана особыми обстоятельствами наших детства и юности, и ничто не способно ее ослабить. Но брат не позволял себе воспользоваться моим покровительством. Он сам сражался с жизнью и принимал удары, о которых не говорил мне. Он вел себя сдержанно, а я не смела его расспрашивать. О его состоянии приходилось судить по внешним признакам. Более того, в последние годы моего брака с Путятиным мы с братом виделись нечасто, в нашем доме ему было не слишком хорошо. Ему не хотелось находиться в той обстановке, в какой мы жили; вместе с тем он боялся за меня. И прежде моя преданность ему и готовность броситься на помощь не раз ставили его в неловкое положение. Он всячески избегал напряженности в наших отношениях.

Через несколько месяцев после того, как Путятин уехал в Вену, Дмитрий переехал в мою квартиру, и, хотя я могла предложить ему лишь очень маленькую и темную комнату, казалось, он вполне доволен. Я, конечно, очень радовалась тому, что брат снова со мной. Тем временем срок аренды моей квартиры истекал, и я подыскивала другое место для жилья. Так как из-за работы я должна была почти все лето проводить в Париже, мне хотелось найти что-то за пределами города, но недалеко от моей конторы на улице Монтань. Поиски места, которое соответствовало бы всем моим требованиям, заняли много времени, но наконец я нашла домик в Булонь-сюр-Сен, расположенный, как ни странно, на той же улице, где прежде жил отец, и по соседству с его домом. Мачеха продала дом католической школе, но окрестности за прошедшие годы не изменились, и, когда я переехала на новое место, мне в каком-то смысле показалось, будто я вернулась домой.