Великая княжна в изгнании. Рассказ о пережитом кузины Николая II

В конце августа великий князь Кирилл Владимирович, двоюродный брат покойного императора, который после гибели царской семьи оказался старшим в генеалогическом порядке членом императорской фамилии, провозгласил себя императором Всероссийским. Политическая деятельность Кирилла началась двумя годами ранее, в 1922 году, когда он принял на себя бремя Блюстителя Всероссийского Императорского Престола. Однако его поддерживали не все, потому что ему не удалось составить программу, приемлемую для монархистов, которых в эмиграции было много и которые ставили интересы России выше реставрации монархии. Лишь для небольшой фракции монархистов, так называемых легитимистов, которые по-прежнему видели в традициях единственную опору в рушащемся мире, император стал символом, вокруг которого они могли сплотиться. Теперь у них появился номинальный глава, с которым они связывали свои надежды. Их движение никогда не представляло для меня интереса.

Второе событие оказалось более значимым, так как вызвало более широкую и бурную реакцию. Великий князь Николай Николаевич, во время войны популярный главнокомандующий русской армией, объединил под своим началом и нравственным водительством разрозненные остатки белой армии за границей и принял общее руководство наиболее многочисленной русской военной организацией в эмиграции – Русским общевоинским союзом. После революции великий князь Николай Николаевич, с которым по-прежнему связывали большие надежды, упрямо держался в тени, отказываясь принимать участие в любых политических комбинациях или попытках объединить эмигрантов. В 1924 году его убедили изменить свое отношение, но он по-прежнему соблюдал крайнюю осторожность. Вокруг него сплотилась большая и важная группа, так как его программа, очень простая, нравилась разумной и мыслящей части эмиграции, в том числе монархистам. Он отстаивал принцип первенства закона и порядка в будущей России, не оговаривая заранее какой-либо определенной формы правления. К его решению в целом отнеслись с облегчением, так как личность великого князя вызывала уважение и восхищение. Однако и его сторонники не добились более плодотворных результатов, чем сторонники Кирилла. Вокруг великого князя Николая Николаевича сплотились представители старшего консервативного поколения, чьи идеи нисколько не поколебала революция. Молодых и более талантливых они оттесняли. Такая свита стоила великому князю поддержки более либерально настроенных кругов эмиграции.

Я куда больше сочувствовала второй группе, которая не представляла собой партии и не имела особой политической окраски. Но лично я общалась с великим князем лишь однажды, да и то два или три года спустя, когда эмиграции грозил новый раскол, вызванный соперничеством двух наших митрополитов. Конфликт вскоре принял преувеличенные пропорции из-за стремления обеих сторон преувеличить его религиозные и политические последствия. В начале раскола некоторые друзья просили меня пойти к великому князю и воззвать к его авторитету, дабы он усмирил враждующие стороны.

Великий князь и его жена тогда жили в Шуаньи, усадьбе милях в сорока от Парижа. Там они вели крайне скромное и уединенное существование, настолько уединенное, что почти никого не принимали. За их безопасностью ревностно следили французская полиция и телохранители из числа русских офицеров. Их уединение было настолько полным, что в обычной обстановке невозможно было пройти дальше входа в парк; лишь получив приказ из дома, часовой открывал гостю ворота. И парк, и дом отличались крайней непритязательностью. Когда я вошла и меня проводили в кабинет великого князя, я заметила, что стол в столовой, с которого еще не убрали после обеда, был закрыт коричневой клеенкой, мебель была скудной и выцветшей. Великая княгиня Анастасия (дочь старого князя Николая Черногорского и сестра Елены, королевы Италии) встретила меня в кабинете одна. После весьма формальных поцелуев мы сели. В ходе разговора я поведала о своем поручении. Великая княгиня не стала меня обнадеживать. Она довольно оптимистично намекнула, что ее муж уже вмешивался в ход конфликта и добился желаемого результата. Я же знала, что его вмешательство ни к чему не привело. Потом вошел великий князь; он сел на низкий стул рядом с женой, буквально сложившись пополам.